- Entrou
- Dez 12, 2017
- Mensagens
- 422
- Reaction score
- 451
- Pontos
- 193
- Localização
- г.Ейск, ул.Коммунистическая, 12/1, офис 308
How the Internet was invented in the Soviet Union and why it did not work
On the morning of October 1, 1970, computer scientist Viktor Glushkov entered the Kremlin to meet with the Politburo. He was a wary man with piercing eyes in black glasses, with a type of mind that, solving one problem, he could find in parallel a method for solving all similar problems. At that moment, the Soviet Union had a serious problem. A year earlier, the United States launched ARPANET, the first distributed packet-switched computer network that will eventually spawn the Internet as we know it today. The distributed network was originally designed to get ahead of the USSR, allowing computers of US scientists and government leaders to exchange information even in the event of a nuclear attack. It was the culmination of a technological race, and the Soviets had something to answer.
Glushkov’s idea was to start the era of electronic socialism. He called his incredibly ambitious project, “Statewide Automated System.” Glushkov sought to streamline and technologically modernize the entire planned economy. This system will continue to make economic decisions based on the State Planning Commission, not on the basis of market prices, but faster, thanks to computer modeling and forecasting the equilibrium - before it arises. Glushkov wanted to achieve smarter and faster decision-making; he even thought about electronic currency. All he needed was a Politburo wallet.
But when Glushkov entered the cave room that morning, he noticed two empty chairs at a long table - his two strongest allies were missing. Despite this, he sat down at the table of ambitious ministers with steel eyes, many of whom also needed funding and support from the Politburo.
In the period from 1959 to 1989, leading Soviet scientists and statesmen repeatedly tried to create a national computer network with prosocial goals. With the deep and still unhealed wounds of World War II, the Soviet Union continued to launch large-scale modernization projects that in a couple of generations turned the scattered tsarist nation of illiterate peasants into a global nuclear power.
After Khrushchev condemned the personality cult of Stalin in 1956, the country was seized with a sense of opportunities. Many projects linking the national economy came to this scene, among which was the world's first proposal to create a national civilian computer network. The idea was the brainchild of the military scientist Anatoly Ivanovich Kitov.
A young man of short stature and an inquiring mathematical mind, Kitov went through the ranks of the Red Army a career path during the Great Patriotic War. Then, in 1952, in a secret military library, he met with the masterpiece of Norbert Wiener "Cybernetics" (1948). The title of the book is neologism, taken from the Greek language, to headline the post-war science of self-governing information systems. With the support of two other leading scientists, Kitov transformed cybernetics into a whole Russian-language approach to the development of computer-based control and communication systems. The flexible systemic dictionary of cybernetics was aimed at equipping the Soviet state with high-tech tools for rational Marxist governance, an antidote against violence and the personality cult that characterizes the state of Stalin. Indeed, cybernetics might even be able to guarantee that another powerful dictator would never appear again, or maybe it was only a technocratic dream.
In 1959, as the director of the secret military computer research center, Kitov focused on directing “an unlimited number of computing power” to solving the problems of planning the national economy, which was permanently prevented by the problem of coordinating information that stood in the way of the entire “Soviet socialist project ". For example, in 1962 it was discovered that the error in manual counting during the 1959 census resulted in an error in predicting the population of 4 million people. Kitov outlined his thoughts in a memo that he sent to Khrushchev. He proposed allowing civilian organizations to use existing military computer systems for economic planning at night, when most military men are asleep. The note said that economic planners could use the military’s computational surplus to correct real-time census problems, and if necessary also adjust the economic plan. He called his military-civilian national computer network an automated economic management system.
As it sometimes happened, Kitov’s military leaders intercepted the letter before it was delivered to Khrushchev. They were furious with his proposal that the Red Army should share resources with civilian economic planners - resources that Kitov also dared to call backward. A secret military tribunal was organized to examine his crimes, for which Kitov was quickly deprived of membership in the Communist Party for a year and dismissed on a permanent basis. Thus ended the story of the first ever proposed nationwide computer network.
The idea, however, survived. In the early 1960s, another scientist took up the proposal of Kitov, a person with whom life paths were so close that after a few decades their children even got married - Victor Mikhailovich Glushkov.
The full name of Glushkov’s plan - “The nation-wide automated system for collecting and processing information for accounting, planning and managing the national economy of the USSR” - speaks for itself and shows all the grandeur of ambitions. First proposed in 1962, the OGAS automated system was to become a national computer network with real-time remote access, built on existing and new telephone lines. In its most ambitious version, it would cover most of the Eurasian continent, representing the nervous system, which is integrated into every plant and enterprise of a planned economy. The network was modeled after a hierarchical three-level pyramidal structure of the state and the economy: one main computer center in Moscow will be connected to 200 mid-level computer nodes in large cities, which, in turn, will be connected to 20,000 terminals distributed across key production facilities of the People’s households.
In accordance with Glushkov’s vast experience in the field of the country's life, the network architecture does not coincidentally contain the principles of decentralized design. This meant that although in Moscow it would be possible to indicate to whom what permissions to grant, any authorized user could contact any other user through the pyramid network - without direct permission from the parent node. When designing, Glushkov well understood the advantages of using local knowledge, having spent most of his career working on tuneable mathematical problems, constantly moving between his native city and the capital (he jokingly called the Kiev-Moscow train his “second home”).
The OGAS project seemed to many officials and specialists in economic planning, especially in the late 1960s, the next step in solving the old puzzle: The Soviets agreed that communism was the way of the future, but no one since Marx and Engels knew how get there. According to Glushkov, network computing could bring the country closer to an era that the author Francis Spafford called “red abundance”. It was a way in which the slow basis of a centralized economy — quotas, plans, and collections of industry standards — would turn into a nation’s neural network driven by the incredible speed of electricity. The project claimed no less than the establishment of "electronic socialism."
Such ambitions require brilliant, motivated people who are ready to abandon old thinking. In the 1960s, such people could be found in Kiev. There, on the outskirts of the city, Glushkov, since 1962, led the Institute of Cybernetics for 20 years. He recruited ambitious young men and women to his institute - the average age of researchers was about 25 years. Glushkov and his young employees devoted themselves to developing OGAS and other cybernetic projects that served the Soviet state - such as an electronic check system, which was supposed to replace hard currency with virtual one and turn it into an electronic account system - and this was in the early 1960s. Glushkov, who, as you know, could silence even the ideologists of the Communist Party, quoting Marx’s phrases from memory, described his innovation as a faithful fulfillment of the Marxist prophecy about a moneyless socialist future. Unfortunately for Glushkov, the idea of Soviet electronic currency caused only far-fetched fears and did not receive the approval of the commission in 1962. But here his grandiose project of an economic network has survived to the next stage.
A group of cybernetics represented, in a way, a smart neural network, a nervous system for the Soviet economy. This cybernetic parallel between the computer network and the brain has left its mark on other innovations in computational theory in Kiev. For example, instead of the so-called “bottleneck” of von Neumann architecture (which limits the amount of transmitted data in a computer), the Glushkov team proposed a model similar to the simultaneous operation of a large number of synapses in the human brain. In addition to countless computer projects for mainframes, theoretical work also included machine theory, paperless paperwork and a natural language programming paradigm that would allow people to communicate with computers in a semantic rather than syntactic language, as programmers do today. Glushkov and his students most theorized were theorizing “digital immortality,” a concept that we could call today “loading the mind,” holding books by Isaac Asimov or Arthur Clark. On his deathbed, decades later, Glushkov consoled his grieving wife with a deep reflection: “Don't worry,” he said. “One day, the light from our Earth will reach distant constellations, and in each of them we will again be young. So we will be together forever! ”
After a working day, cybernetics indulged in amusements full of frivolity and vivid jokes bordering on outright rebellion. Their club for "work after hours", which is the place for the release of steam, was also considered a virtual country, independent of Moscow rule. At a New Year's party in 1960, they christened their group Cybertonia and began to organize regular social events in Kiev and Lviv - dances, symposiums, conferences, sometimes even publishing mocking articles, such as "On the desire to remain invisible - at least for the authorities." Instead of invitations to events, the group issued puns, wedding certificates, newsletters, punch card currency, and even Cybertonia’s constitution. As a mockery of the Soviet governance structure, a council of robots drove Cybertonia, and the council was headed by their mascot and supreme leader, a saxophone robot - a tribute to the cultural significance of jazz in the United States.
Glushkov personally also had fun: he called his memoirs “Contrary to Power”, despite his official position as vice president of the Ukrainian Academy of Sciences. Counterculture, as the ability to withstand other forces, according to Fred Turner, has long been a close companion of cyber culture.
All this, however, required money - a lot of money, especially for the OGAS project. This meant the need to convince the Politburo of this. Hence, it turned out that Glushkov appeared in the Kremlin on October 1, 1970 in the hope of continuing to work in Cybertonia and donating the Internet to the Soviet state.
One man stood in front of Glushkov — Finance Minister Vasily Garbuzov. Garbuzov was not eager for some kind of "real-time optimized computer networks" to control the economy of the whole state. Instead, he called for the creation of simple computers that will turn on lighting and play music at poultry farms to increase egg production, which he personally observed during a recent visit to Minsk. Of course, his motives were not the result of pragmatism. He wanted to receive funding for his own ministry.
There are even rumors that he personally met with reform-minded Chairman of the Council of Ministers Alexei Kosygin, threatening that if the Central Statistical Office retains control over the OGAS project, then Garbuzov and his ministry of finance will sink any reform projects that he will put forward, just like he did this in terms of Kosygin’s liberal reforms five years ago.
To oppose Garbuzov and support the Soviet Internet, Glushkov needed allies. But they were not at the meeting. On that day, there were two empty seats - one the chairman of the Council of Ministers, and the second - the general secretary and famous technocrat Leonid Brezhnev. They were the two most influential people in the Soviet state, and probably supporters of the OGAS. But, apparently, they decided not to resist the rebellion of the ministers.
Garbuzov successfully convinced the Politburo that the OGAS project with its ambitious plans for modeling and managing information flows in a planned economy is too hasty. The commission, which had almost taken the position of the other side, considered it safer to support Garbuzov. So, as before, the top-secret OGAS project remained in limbo for another decade.
The factors that opposed the OGAS resemble the forces that ultimately destroyed the Soviet Union — surprisingly unofficial forms of unfair behavior. Rebellious ministers, status quo officials, inflated factory managers, confused workers, and even other economic reformers opposed the OGAS project because it was in their local interests. Without state funding and overall coordination, the national network project split in the 1970s and 80s into a patchwork of dozens, and then hundreds, of isolated, non-interacting factory local control systems. The Soviet state failed to unite its nation, not because it was too rigid or directive in structure, but because it was too inconsistent and destructive in practice.
This is the irony. The first global computer networks were successful in the United States thanks to well-regulated public funding and collaborative research, while similar (but often fragmented) efforts in the USSR failed due to uncontrolled competition and institutional strife among Soviet officials. The first global computer network arose due to the fact that capitalists behave as cooperating socialists, and not socialists behaving like competing capitalists.
In the fate of the Soviet Internet you can see a serious warning about the future. Today, the Internet, understood as a single global network of networks that safeguards information freedom, democracy and trade, is in serious decline. If a Prince's sayings and Associated Press Guide they don’t sound convincing for you, think about how often companies and states today seek to spread their influence on the Internet: mass applications are more of a “fenced garden” for tenants than a public resource of users. Closed systems with "increased gravity" (such as Facebook or the Chinese firewall) are increasingly blocking sites that link to the outside. The heads of France, India, Russia and other countries are keen to intervene in ICANN and tighten local laws for their citizens. In fact, hundreds of non-Internet networks have been operating in corporations and countries for decades. The future of computer networks is not just the Internet, but many different online ecosystems.
In other words, the future certainly resembles the past. The 20th century showed an example of many national computer networks claiming global status. The drama of the Cold War, what we could call “Soviet nyetworking” with a wink, or, as the article by historian Slava Gerovich called, “Soviet InterNyet”, helps to complete a comparative study of first-wave computer networks. The airborne feeling from past and potential future networks that there is only one global network of networks seems to be the exception to the rule. Given that the irony of the Cold War at the heart of this story - that the cooperating capitalists outwitted the rival socialists - sadly played a role for the Soviet Union, perhaps we should not be too sure that tomorrow’s Internet will be much better.
Anthropologist and philosopher Bruno Latour once said that technology is a society made long-lived, implying that the technologies are based primarily on social technologies. For example, the Google PageRank algorithm is considered "democratic" because, among many other factors, it considers links (and links to sites making links) as votes. Like politicians with voters, the pages with the most links have the highest ranking. Today, the Internet seems to be a means of freedom, democracy, and trade, partly because it has frozen it in our minds, just as Western values seemed to triumph after the Cold War. In the context of the Soviet history of the Internet, Latour's aphorism can be reversed - social technologies have become short-lived.
In other words, as our social values change, so does what seems obvious in technology. The values of the Soviet Union of those years - cybernetic collectivism, state hierarchy and planned economy - seem alien to us today. The same can be said about the values that modern readers endow with the Internet, but through the prism of future generations. Network technologies will exist and develop, even if our wildest social ideas about them find themselves in the dustbin of history.
Glushkov’s story is also a large-scale reminder to investors and other agents of technological change that the ingenuity of genius, foresight and political acumen is not enough to change the world. Community institutions are often critical. This is a clear lesson from the Soviet experience, the modern media environment, continuously accumulating data, and other cases of violation of privacy - public institutions that underlie the creation of computer networks and their cultures are vital and far from unity.
While new networking projects and their evangelists will promise a bright future, individual institutional forces, if not checked, will continue to benefit from controlled networks that intervene in our lives. Perhaps this is what actually forms the landscape of confidentiality - the vast influence of the institutional forces that can penetrate our lives, and not just individual rights to protect against this penetration. Soviet research reminds us that the NSA spying program and Microsoft cloud servers are part of a more recent tradition of 20th century general secretariats committed to appropriating personal and public information for their personal benefit.
In other words, we should not be too comforted by the fact that the global Internet was first created thanks to cooperative capitalists. The history of the Soviet Internet is a reminder that we have no guarantee that the private interests that shape the Internet will influence the situation better than those big forces whose unwillingness to cooperate not only mean the end of Soviet electronic socialism, but also threaten to put an end the current chapter of our era.
Source: habr.com
On the morning of October 1, 1970, computer scientist Viktor Glushkov entered the Kremlin to meet with the Politburo. He was a wary man with piercing eyes in black glasses, with a type of mind that, solving one problem, he could find in parallel a method for solving all similar problems. At that moment, the Soviet Union had a serious problem. A year earlier, the United States launched ARPANET, the first distributed packet-switched computer network that will eventually spawn the Internet as we know it today. The distributed network was originally designed to get ahead of the USSR, allowing computers of US scientists and government leaders to exchange information even in the event of a nuclear attack. It was the culmination of a technological race, and the Soviets had something to answer.
Glushkov’s idea was to start the era of electronic socialism. He called his incredibly ambitious project, “Statewide Automated System.” Glushkov sought to streamline and technologically modernize the entire planned economy. This system will continue to make economic decisions based on the State Planning Commission, not on the basis of market prices, but faster, thanks to computer modeling and forecasting the equilibrium - before it arises. Glushkov wanted to achieve smarter and faster decision-making; he even thought about electronic currency. All he needed was a Politburo wallet.
But when Glushkov entered the cave room that morning, he noticed two empty chairs at a long table - his two strongest allies were missing. Despite this, he sat down at the table of ambitious ministers with steel eyes, many of whom also needed funding and support from the Politburo.
In the period from 1959 to 1989, leading Soviet scientists and statesmen repeatedly tried to create a national computer network with prosocial goals. With the deep and still unhealed wounds of World War II, the Soviet Union continued to launch large-scale modernization projects that in a couple of generations turned the scattered tsarist nation of illiterate peasants into a global nuclear power.
After Khrushchev condemned the personality cult of Stalin in 1956, the country was seized with a sense of opportunities. Many projects linking the national economy came to this scene, among which was the world's first proposal to create a national civilian computer network. The idea was the brainchild of the military scientist Anatoly Ivanovich Kitov.
A young man of short stature and an inquiring mathematical mind, Kitov went through the ranks of the Red Army a career path during the Great Patriotic War. Then, in 1952, in a secret military library, he met with the masterpiece of Norbert Wiener "Cybernetics" (1948). The title of the book is neologism, taken from the Greek language, to headline the post-war science of self-governing information systems. With the support of two other leading scientists, Kitov transformed cybernetics into a whole Russian-language approach to the development of computer-based control and communication systems. The flexible systemic dictionary of cybernetics was aimed at equipping the Soviet state with high-tech tools for rational Marxist governance, an antidote against violence and the personality cult that characterizes the state of Stalin. Indeed, cybernetics might even be able to guarantee that another powerful dictator would never appear again, or maybe it was only a technocratic dream.
In 1959, as the director of the secret military computer research center, Kitov focused on directing “an unlimited number of computing power” to solving the problems of planning the national economy, which was permanently prevented by the problem of coordinating information that stood in the way of the entire “Soviet socialist project ". For example, in 1962 it was discovered that the error in manual counting during the 1959 census resulted in an error in predicting the population of 4 million people. Kitov outlined his thoughts in a memo that he sent to Khrushchev. He proposed allowing civilian organizations to use existing military computer systems for economic planning at night, when most military men are asleep. The note said that economic planners could use the military’s computational surplus to correct real-time census problems, and if necessary also adjust the economic plan. He called his military-civilian national computer network an automated economic management system.
As it sometimes happened, Kitov’s military leaders intercepted the letter before it was delivered to Khrushchev. They were furious with his proposal that the Red Army should share resources with civilian economic planners - resources that Kitov also dared to call backward. A secret military tribunal was organized to examine his crimes, for which Kitov was quickly deprived of membership in the Communist Party for a year and dismissed on a permanent basis. Thus ended the story of the first ever proposed nationwide computer network.
The idea, however, survived. In the early 1960s, another scientist took up the proposal of Kitov, a person with whom life paths were so close that after a few decades their children even got married - Victor Mikhailovich Glushkov.
The full name of Glushkov’s plan - “The nation-wide automated system for collecting and processing information for accounting, planning and managing the national economy of the USSR” - speaks for itself and shows all the grandeur of ambitions. First proposed in 1962, the OGAS automated system was to become a national computer network with real-time remote access, built on existing and new telephone lines. In its most ambitious version, it would cover most of the Eurasian continent, representing the nervous system, which is integrated into every plant and enterprise of a planned economy. The network was modeled after a hierarchical three-level pyramidal structure of the state and the economy: one main computer center in Moscow will be connected to 200 mid-level computer nodes in large cities, which, in turn, will be connected to 20,000 terminals distributed across key production facilities of the People’s households.
In accordance with Glushkov’s vast experience in the field of the country's life, the network architecture does not coincidentally contain the principles of decentralized design. This meant that although in Moscow it would be possible to indicate to whom what permissions to grant, any authorized user could contact any other user through the pyramid network - without direct permission from the parent node. When designing, Glushkov well understood the advantages of using local knowledge, having spent most of his career working on tuneable mathematical problems, constantly moving between his native city and the capital (he jokingly called the Kiev-Moscow train his “second home”).
The OGAS project seemed to many officials and specialists in economic planning, especially in the late 1960s, the next step in solving the old puzzle: The Soviets agreed that communism was the way of the future, but no one since Marx and Engels knew how get there. According to Glushkov, network computing could bring the country closer to an era that the author Francis Spafford called “red abundance”. It was a way in which the slow basis of a centralized economy — quotas, plans, and collections of industry standards — would turn into a nation’s neural network driven by the incredible speed of electricity. The project claimed no less than the establishment of "electronic socialism."
Such ambitions require brilliant, motivated people who are ready to abandon old thinking. In the 1960s, such people could be found in Kiev. There, on the outskirts of the city, Glushkov, since 1962, led the Institute of Cybernetics for 20 years. He recruited ambitious young men and women to his institute - the average age of researchers was about 25 years. Glushkov and his young employees devoted themselves to developing OGAS and other cybernetic projects that served the Soviet state - such as an electronic check system, which was supposed to replace hard currency with virtual one and turn it into an electronic account system - and this was in the early 1960s. Glushkov, who, as you know, could silence even the ideologists of the Communist Party, quoting Marx’s phrases from memory, described his innovation as a faithful fulfillment of the Marxist prophecy about a moneyless socialist future. Unfortunately for Glushkov, the idea of Soviet electronic currency caused only far-fetched fears and did not receive the approval of the commission in 1962. But here his grandiose project of an economic network has survived to the next stage.
A group of cybernetics represented, in a way, a smart neural network, a nervous system for the Soviet economy. This cybernetic parallel between the computer network and the brain has left its mark on other innovations in computational theory in Kiev. For example, instead of the so-called “bottleneck” of von Neumann architecture (which limits the amount of transmitted data in a computer), the Glushkov team proposed a model similar to the simultaneous operation of a large number of synapses in the human brain. In addition to countless computer projects for mainframes, theoretical work also included machine theory, paperless paperwork and a natural language programming paradigm that would allow people to communicate with computers in a semantic rather than syntactic language, as programmers do today. Glushkov and his students most theorized were theorizing “digital immortality,” a concept that we could call today “loading the mind,” holding books by Isaac Asimov or Arthur Clark. On his deathbed, decades later, Glushkov consoled his grieving wife with a deep reflection: “Don't worry,” he said. “One day, the light from our Earth will reach distant constellations, and in each of them we will again be young. So we will be together forever! ”
After a working day, cybernetics indulged in amusements full of frivolity and vivid jokes bordering on outright rebellion. Their club for "work after hours", which is the place for the release of steam, was also considered a virtual country, independent of Moscow rule. At a New Year's party in 1960, they christened their group Cybertonia and began to organize regular social events in Kiev and Lviv - dances, symposiums, conferences, sometimes even publishing mocking articles, such as "On the desire to remain invisible - at least for the authorities." Instead of invitations to events, the group issued puns, wedding certificates, newsletters, punch card currency, and even Cybertonia’s constitution. As a mockery of the Soviet governance structure, a council of robots drove Cybertonia, and the council was headed by their mascot and supreme leader, a saxophone robot - a tribute to the cultural significance of jazz in the United States.
Glushkov personally also had fun: he called his memoirs “Contrary to Power”, despite his official position as vice president of the Ukrainian Academy of Sciences. Counterculture, as the ability to withstand other forces, according to Fred Turner, has long been a close companion of cyber culture.
All this, however, required money - a lot of money, especially for the OGAS project. This meant the need to convince the Politburo of this. Hence, it turned out that Glushkov appeared in the Kremlin on October 1, 1970 in the hope of continuing to work in Cybertonia and donating the Internet to the Soviet state.
One man stood in front of Glushkov — Finance Minister Vasily Garbuzov. Garbuzov was not eager for some kind of "real-time optimized computer networks" to control the economy of the whole state. Instead, he called for the creation of simple computers that will turn on lighting and play music at poultry farms to increase egg production, which he personally observed during a recent visit to Minsk. Of course, his motives were not the result of pragmatism. He wanted to receive funding for his own ministry.
There are even rumors that he personally met with reform-minded Chairman of the Council of Ministers Alexei Kosygin, threatening that if the Central Statistical Office retains control over the OGAS project, then Garbuzov and his ministry of finance will sink any reform projects that he will put forward, just like he did this in terms of Kosygin’s liberal reforms five years ago.
To oppose Garbuzov and support the Soviet Internet, Glushkov needed allies. But they were not at the meeting. On that day, there were two empty seats - one the chairman of the Council of Ministers, and the second - the general secretary and famous technocrat Leonid Brezhnev. They were the two most influential people in the Soviet state, and probably supporters of the OGAS. But, apparently, they decided not to resist the rebellion of the ministers.
Garbuzov successfully convinced the Politburo that the OGAS project with its ambitious plans for modeling and managing information flows in a planned economy is too hasty. The commission, which had almost taken the position of the other side, considered it safer to support Garbuzov. So, as before, the top-secret OGAS project remained in limbo for another decade.
The factors that opposed the OGAS resemble the forces that ultimately destroyed the Soviet Union — surprisingly unofficial forms of unfair behavior. Rebellious ministers, status quo officials, inflated factory managers, confused workers, and even other economic reformers opposed the OGAS project because it was in their local interests. Without state funding and overall coordination, the national network project split in the 1970s and 80s into a patchwork of dozens, and then hundreds, of isolated, non-interacting factory local control systems. The Soviet state failed to unite its nation, not because it was too rigid or directive in structure, but because it was too inconsistent and destructive in practice.
This is the irony. The first global computer networks were successful in the United States thanks to well-regulated public funding and collaborative research, while similar (but often fragmented) efforts in the USSR failed due to uncontrolled competition and institutional strife among Soviet officials. The first global computer network arose due to the fact that capitalists behave as cooperating socialists, and not socialists behaving like competing capitalists.
In the fate of the Soviet Internet you can see a serious warning about the future. Today, the Internet, understood as a single global network of networks that safeguards information freedom, democracy and trade, is in serious decline. If a Prince's sayings and Associated Press Guide they don’t sound convincing for you, think about how often companies and states today seek to spread their influence on the Internet: mass applications are more of a “fenced garden” for tenants than a public resource of users. Closed systems with "increased gravity" (such as Facebook or the Chinese firewall) are increasingly blocking sites that link to the outside. The heads of France, India, Russia and other countries are keen to intervene in ICANN and tighten local laws for their citizens. In fact, hundreds of non-Internet networks have been operating in corporations and countries for decades. The future of computer networks is not just the Internet, but many different online ecosystems.
In other words, the future certainly resembles the past. The 20th century showed an example of many national computer networks claiming global status. The drama of the Cold War, what we could call “Soviet nyetworking” with a wink, or, as the article by historian Slava Gerovich called, “Soviet InterNyet”, helps to complete a comparative study of first-wave computer networks. The airborne feeling from past and potential future networks that there is only one global network of networks seems to be the exception to the rule. Given that the irony of the Cold War at the heart of this story - that the cooperating capitalists outwitted the rival socialists - sadly played a role for the Soviet Union, perhaps we should not be too sure that tomorrow’s Internet will be much better.
Anthropologist and philosopher Bruno Latour once said that technology is a society made long-lived, implying that the technologies are based primarily on social technologies. For example, the Google PageRank algorithm is considered "democratic" because, among many other factors, it considers links (and links to sites making links) as votes. Like politicians with voters, the pages with the most links have the highest ranking. Today, the Internet seems to be a means of freedom, democracy, and trade, partly because it has frozen it in our minds, just as Western values seemed to triumph after the Cold War. In the context of the Soviet history of the Internet, Latour's aphorism can be reversed - social technologies have become short-lived.
In other words, as our social values change, so does what seems obvious in technology. The values of the Soviet Union of those years - cybernetic collectivism, state hierarchy and planned economy - seem alien to us today. The same can be said about the values that modern readers endow with the Internet, but through the prism of future generations. Network technologies will exist and develop, even if our wildest social ideas about them find themselves in the dustbin of history.
Glushkov’s story is also a large-scale reminder to investors and other agents of technological change that the ingenuity of genius, foresight and political acumen is not enough to change the world. Community institutions are often critical. This is a clear lesson from the Soviet experience, the modern media environment, continuously accumulating data, and other cases of violation of privacy - public institutions that underlie the creation of computer networks and their cultures are vital and far from unity.
While new networking projects and their evangelists will promise a bright future, individual institutional forces, if not checked, will continue to benefit from controlled networks that intervene in our lives. Perhaps this is what actually forms the landscape of confidentiality - the vast influence of the institutional forces that can penetrate our lives, and not just individual rights to protect against this penetration. Soviet research reminds us that the NSA spying program and Microsoft cloud servers are part of a more recent tradition of 20th century general secretariats committed to appropriating personal and public information for their personal benefit.
In other words, we should not be too comforted by the fact that the global Internet was first created thanks to cooperative capitalists. The history of the Soviet Internet is a reminder that we have no guarantee that the private interests that shape the Internet will influence the situation better than those big forces whose unwillingness to cooperate not only mean the end of Soviet electronic socialism, but also threaten to put an end the current chapter of our era.
Source: habr.com
Original message
Как в Советском Союзе изобрели интернет и почему он не заработал
Утром 1 октября 1970 года ученый-компьютерщик Виктор Глушков вошел в Кремль, чтобы встретиться с Политбюро. Он был настороженным человеком с пронзительными глазами в черных очках, с таким типом ума, который, решая одну проблему, мог найти параллельно метод решения всех аналогичных проблем. В тот момент у Советского Союза возникла серьезная проблема. Годом раньше Соединенные Штаты запустили ARPANET, первую распределенную компьютерную сеть с коммутацией пакетов, которая со временем породит интернет, каким мы его знаем сегодня. Распределенная сеть изначально была разработана с целью опередить СССР, позволяя компьютерам ученых и правительственных лидеров США обмениваться информацией даже в случае ядерной атаки. Это была высшая точка технологической гонки, и Советы должны были чем-то ответить.
Идея Глушкова состояла в том, чтобы дать старт эре электронного социализма. Он назвал свой невероятно амбициозный проект «Общегосударственная автоматизированная система». Глушков стремился упорядочить и технологически модернизировать всю плановую экономику. Эта система будет по-прежнему принимать экономические решения на основе Госплана, а не на основе рыночных цен, но быстрее, благодаря компьютерному моделированию и прогнозированию равновесия — до того, как оно возникнет. Глушков хотел добиться более умного и быстрого принятия решений, размышлял даже об электронной валюте. Все, что ему было нужно — это кошелек Политбюро.
Но когда Глушков вошел в пещерную комнату тем утром, он заметил два пустых стула за длинным столом — два его сильнейших союзника пропали без вести. Несмотря на это, он сел за стол честолюбивых министров со стальными глазами, многим из которых также требовалось финансирование и поддержка Политбюро.
В период с 1959 по 1989 год ведущие советские ученые и государственные деятели неоднократно пробовали создать национальную компьютерную сеть с просоциальными целями. С глубокими и еще не зажившими ранами Второй мировой войны, Советский Союз продолжал развертывание масштабных проектов модернизации, которые за пару поколений превратили разбросанную царскую нацию неграмотных крестьян в глобальную ядерную державу.
После того как Хрущев осудил культ личности Сталина в 1956 году, страну охватило чувство открывающихся возможностей. На эту сцену взошло множество проектов по связыванию национальной экономику, среди которых было и первое в мире предложение создания национальной гражданской компьютерной сети. Идея была детищем военного ученого Анатолия Ивановича Китова.
Молодой человек невысокого роста и пытливого математического ума, Китов прошел в рядах Красной армии целый карьерный путь за время Великой Отечественной войны. Затем, в 1952 году, в секретной военной библиотеке он познакомился с шедевром Норберта Винера «Кибернетика» (1948). Название книги — неологизм, взятый из греческого языка, чтобы озаглавить послевоенную науку о самоуправляемых информационных системах. При поддержке двух других ведущих ученых, Китов преобразовал кибернетику в целый русскоязычный подход к разработке систем управления и связи на основе компьютеров. Гибкий системный словарь кибернетики был нацелен на оснащение советского государства высокотехнологичным инструментарием для рационального марксистского управления, противоядием против насилия и культа личности, характеризующим государство Сталина. И действительно, кибернетика, возможно, смогла бы даже гарантировать, что больше никогда не появится еще одного властного диктатора, а может это было лишь технократической мечтой.
В 1959 году, будучи директором секретного военного компьютерного исследовательского центра, Китов сосредоточил свое внимание на том, чтобы направить «неограниченное количество вычислительных мощностей» на решение задач планирования национальной экономики, чему перманентно мешала проблема координации информации, стоящая на пути у всего «советского социалистического проекта». К примеру, в 1962 году было обнаружено, что погрешность ручного подсчета при переписи населения 1959 года, вылилась в ошибку прогноза численности населения на 4 млн. человек. Китов изложил свои мысли в докладной записке, которую отправил Хрущеву. Он предложил разрешить гражданским организациям использовать действующие военные компьютерные комплексы в целях экономического планирования в ночные часы, когда большинство военных спят. В записке было сказано, что специалисты по экономическому планированию могут использовать вычислительные излишки военных, чтобы корректировать проблемы переписи в режиме реального времени, при необходимости также корректируя экономический план. Свою военно-гражданскую национальную компьютерную сеть он назвал автоматизированной системой управления экономикой.
Как это порой случалось, военные руководители Китова перехватили письмо, прежде чем оно было доставлено Хрущеву. Они были взбешены его предложением, гласящим что Красная Армия должна делиться ресурсами с гражданскими экономическими планировщиками — ресурсами, которые Китов также осмелился назвать отставшими от времени. Был организован секретный военный трибунал для рассмотрения его преступлений, за которые Китов был быстро лишен членства в Коммунистической партии на год и уволен с работы на постоянной основе. Так закончилась история первой из когда-либо предложенных общенациональных компьютерных сетей.
Идея, тем не менее, выжила. В начале 1960-х годов уже другой ученый взялся за предложение Китова, человек, с которым жизненные пути оказались настолько близки, что через несколько десятилетий их дети даже вступили в брак — Виктор Михайлович Глушков.
Полное название плана Глушкова — «Общегосударственная автоматизированная система сбора и обработки информации для учета, планирования и управления народным хозяйством СССР» — говорит сама за себя и показывает всю грандиозность амбиций. Впервые предложенная в 1962 году, автоматизированная система «ОГАС» должна была стать национальной компьютерной сетью с удаленным доступом в реальном времени, построенной на существующих и новых телефонных линиях. В своей самой амбициозной версии она охватила бы большую часть евразийского континента, представляя собой нервную систему, которая интегрирована в каждый завод и предприятие плановой экономики. Сеть была смоделирована по образу иерархической трехуровневой пирамидальной структуры государства и экономики: один главный компьютерный центр в Москве будет соединен с 200 компьютерными узлами среднего уровня в крупных городах, которые, в свою очередь, будут связаны с 20 000 терминалами, распределенными по ключевым производственным площадкам народного хозяйства.
В соответствии с большими опытом Глушкова в сфере жизнедеятельности страны, архитектура сети неслучайно содержала в себе принципы децентрализованного дизайна. Это означало, что хотя в Москве и можно будет указать, кому какие разрешения предоставить, любой авторизованный пользователь мог связаться с любым другим пользователем через пирамидальную сеть — без прямого разрешения от материнского узла. При проектировании Глушков хорошо понимал преимущества использования локальных знаний, потратив большую часть своей карьеры, работая над созвучными математическими проблемами, постоянно перемещаясь между родным городом и столицей (он в шутку назвал поезд Киев-Москва своим «вторым домом»).
Проект ОГАС показался многим чиновникам и специалистам по экономическому планированию, особенно в конце 1960-х годов, следующим шагом в решении старой головоломки: Советы были согласны с тем, что коммунизм — это путь будущего, но никто со времен Маркса и Энгельса не знал, как именно туда добраться. По мнению Глушкова сетевые вычисления могли приблизить страну к эпохе, которую автор Фрэнсис Спаффорд назвал «красным изобилием». Это был способ, с помощью которого медленная основа централизованной экономики — квоты, планы и сборники отраслевых стандартов — превратится в нейронную сеть нации, движимую невероятной скоростью электричества. Проект претендовал не меньше, чем на установление «электронного социализма».
Такие амбиции требуют блестящих, целеустремленных людей, готовых отказаться от старого мышления. В 1960-х годах таких людей можно было найти в Киеве. Там, на окраине города, Глушков, начиная с 1962 года, руководил Институтом кибернетики в течение 20 лет. Он набирал в свой институт амбициозных юношей и девушек — средний возраст исследователей был около 25 лет. Глушков и его молодые сотрудники посвятили себя разработке ОГАС и других кибернетических проектов, стоявших на службе Советского государства — таких как система электронных чеков, которая должна была заменить твердую валюту на виртуальную, и превратить в систему электронных счетов — и это в начале 1960-х. Глушков, который, как известно, мог заставить замолчать даже идеологов Коммунистической партии, цитируя фразы Маркса по памяти, описал свое новшество как верное исполнение марксистского пророчества о безденежном социалистическом будущем. К сожалению для Глушкова, идея советской электронной валюты вызвала лишь надуманные опасения и не получила одобрения комиссии в 1962 году. Но вот его грандиозный проект экономической сети дожил до следующего этапа.
Группа кибернетиков представляла, своего рода, умную нейронную сеть, нервную систему для советской экономики. Эта кибернетическая параллель между компьютерной сетью и мозгом наложила свой отпечаток и на другие инновации в вычислительной теории в Киеве. Например, вместо так называемого «бутылочного горлышка» архитектуры фон Неймана (которое ограничивает объем передаваемых данных в компьютере), команда Глушкова предложила модель, подобную одновременному срабатыванию большого количества синапсов в человеческом мозге. Помимо бесчисленных компьютерных проектов для мэйнфреймов, в число теоретических работ входили также теория автоматов, безбумажный документооборот и парадигма программирования на естественном языке, которая позволяла бы людям общаться с компьютерами на семантическом, а не на синтаксическом языке, как это делают программисты сегодня. Наиболее масштабно Глушков и его ученики теоретизировали «цифровое бессмертие», концепцию, которую мы могли бы назвать сегодня «загрузкой разума», держа книги Айзека Азимова или Артура Кларка в руках. На смертном одре, десятилетия спустя, Глушков утешал свою скорбящую жену глубоким размышлением: «Не волнуйся», сказал он. «Однажды свет от нашей Земли достигнет далеких созвездий, и в каждом из них мы снова окажемся молодыми. Так мы будем вечно вместе!».
После рабочего дня кибернетики предавались увеселениям, полным легкомыслия и ярких шуток, граничащих с откровенным бунтарством. Их клуб для «работы в нерабочее время», представляющий собой место выпуска пара, считался также виртуальной страной, независящей от московского правления. На новогодней вечеринке в 1960 году они окрестили свою группу «Кибертонией» и стали организовывать регулярные общественные мероприятия в Киеве и Львове — танцы, симпозиумы, конференции, иногда даже издавая насмешливые статьи, вроде «О желании остаться невидимым — по крайней мере для власти». Вместо приглашений на мероприятия группа выпускала каламбурные паспорта, свадебные сертификаты, информационные бюллетени, валюту с перфокартами и даже конституцию Кибертонии. В качестве пародии на советскую структуру управления, Кибертонией управлял совет роботов, и во главе этого совета стоял их талисман и верховный лидер, робот, играющий на саксофоне — дань культурному значению джаза в США.
Глушков лично тоже повеселился: он назвал свои мемуары «Вопреки власти», несмотря на свою официальную должность вице-президента Украинской Академии наук. Контркультура, как способность противостоять другим силам, по мнению Фреда Тернера, долгое время была близким спутником киберкультуры.
Все это, однако, требовало денег — больших денег, особенно для проекта ОГАС. Это означало необходимость убедить в этом Политбюро. Отсюда и получилось, что Глушков оказался в Кремле 1 октября 1970 года в надежде продолжить работу в Кибертонии и подарить интернет советскому государству.
На пути у Глушкова стоял один человек — министр финансов Василий Гарбузов. Гарбузов не горел желанием, чтобы какие-то «оптимизированные в реальном времени компьютерные сети» управляли экономикой целого государства. Вместо этого он призывал к созданию простых компьютеров, которые будут зажигать освещение и воспроизводить музыку на птицефермах, чтобы увеличить производство яиц, что он лично наблюдал в ходе недавнего визита в Минск. Конечно, его мотивы не были порождением прагматизма. Он хотел получить финансирование для собственного министерства.
Ходят даже слухи, что он лично встречался с настроенным на реформы председателем Совета министров Алексеем Косыгиным, угрожая, что если Центральное статистическое управление сохранит контроль над проектом ОГАС, то Гарбузов и его министерство финансов потопит любые проекты реформирования, которые он выдвинет, так же, как он сделал это в части либеральных реформ Косыгина пять лет назад.
Чтобы выступить против Гарбузова и поддержать советский интернет, Глушкову нужны были союзники. Но на собрании их не было. В тот день было два пустых кресла — одно председателя Совета министров, а второе — генерального секретаря и известного технократа Леонида Брежнева. Они были двумя самыми влиятельными персонами в советском государстве, и, вероятно, сторонниками ОГАС. Но, судя по всему, они решили не противостоять мятежу министров.
Гарбузов успешно убедил Политбюро в том, что проект ОГАС с его амбициозными планами по моделированию и управлению информационными потоками в плановой экономике слишком поспешен. Комиссия, едва не принявшая позицию другой стороны, сочла, что безопаснее поддержать Гарбузова. Так, по-прежнему сверхсекретный проект ОГАС остался в подвешенном состоянии еще на одно десятилетие.
Факторы, которые противостояли ОГАС, напоминают силы, которые в конечном итоге разрушили Советский Союз — удивительно неофициальные формы недобросовестного поведения. Мятежные министры, чиновники статуса-кво, взвинченные управляющие заводами, сбитые с толку рабочие и даже другие экономические реформаторы выступали против проекта ОГАС, потому что это было в их локальных интересах. Без государственного финансирования и общей координации, проект национальной сети раскололся в 1970-х и 80-х годах на лоскутное одеяло из десятков, а затем и сотен изолированных, не взаимодействующих между собой заводских локальных систем управления. Советское государство не сумело объединить свою нацию не потому, что было слишком жестким или директивным по своей структуре, а потому, что оно было слишком непостоянным и губительным на практике.
В этом есть ирония. Первые глобальные компьютерные сети обрели успех в США благодаря хорошо регулируемому государственному финансированию и совместным исследованиям, в то время как аналогичные (но зачастую разрозненные) усилия в СССР потерпели неудачу из-за неуправляемой конкуренции и институциональных распрей среди советских чиновников. Первая глобальная компьютерная сеть возникла благодаря тому, что капиталисты ведут себя как кооперирующиеся социалисты, а не социалисты, ведущие себя как конкурирующие капиталисты.
В судьбе советского интернета можно увидеть серьезное предупреждение о будущем. Сегодня интернет, понимаемый как единая глобальная сеть сетей, стоящая на страже информационной свободы, демократии и торговли — находится в серьезном упадке. Если высказывания Принса и гайд Associated Press звучат для вас не убедительно, подумайте, как часто компании и государства сегодня стремятся распространить свое влияние в интернете: массовые приложения — это скорее «огороженный сад» для арендаторов, чем общественный ресурс пользователей. Замкнутые системы с «повышенной гравитацией» (такие как Facebook или Китайский файрвол) все больше блокируют сайты, которые ссылаются наружу. Главы Франции, Индии, России и других стран стремятся вмешаться в деятельность ICANN и ужесточить местные законы для своих граждан. Фактически, сотни не-интернет сетей функционируют в корпорациях и странах на протяжении десятилетий. Будущее компьютерных сетей — это не один интернет, а множество различных онлайн-экосистем.
Другими словами, будущее, несомненно, напоминает прошлое. 20-й век показал пример множества национальных компьютерных сетей, претендующих на глобальный статус. Драма Холодной войны, то что мы могли бы с подмигиванием назвать «Soviet nyetworking» или, как именовала статья историка Славы Геровича, «Soviet InterNyet», помогает завершить сравнительное исследование компьютерных сетей первой волны. Витающее в воздухе ощущение от ушедших в историю и потенциальных будущих сетей, что существует только одна глобальная сеть сетей, кажется скорее исключением из правила. Учитывая, что ирония времен Холодной войны в основе этой истории — то, что кооперирующиеся капиталисты перехитрили конкурирующих социалистов — печальным образом сыграла свою роль для Советского Союза, возможно, нам не стоит быть слишком уверенными, что интернет завтрашнего дня будет намного лучше.
Антрополог и философ Бруно Латур однажды сказал, что технология — это общество, сделанное долговечным, подразумевая под этим, что в самой основе технологий лежат, в первую очередь, технологии социальные. Например, алгоритм Google PageRank считается «демократическим», поскольку, среди многих других факторов, он считает ссылки (и ссылки на сайты, делающие ссылки) в качестве голосов. Как и политики с голосами избирателей, страницы с наибольшим количеством ссылок имеют самый высокий рейтинг. Сегодня интернет кажется средством свободы, демократии и торговли, отчасти потому, что он застыл таковым в нашем сознании, так же, как западные ценности, казалось, одержали победу после Холодной войны. В разрезе советской истории интернета можно перевернуть афоризм Латура — общественные технологии стали недолговечными.
Иными словами, по мере изменения наших общественных ценностей, меняется и то, что кажется очевидным в технологиях. Ценности Советского Союза тех лет — кибернетический коллективизм, государственная иерархия и плановая экономика — кажутся нам чуждыми сегодня. То же самое можно сказать в отношении ценностей, которыми современные читатели наделяют интернет, но через призму будущих поколений. Сетевые технологии будут существовать и развиваться, даже если наши самые смелые социальные представления о них окажутся на свалке истории.
История Глушкова также является масштабным напоминанием инвесторам и другим агентам технологических изменений о том, что неординарности гения, дальновидности и политической хватки недостаточно, чтобы изменить мир. Общественные институты зачастую имеют решающее значение. Это наглядный урок советского опыта, современной медиасреды, непрерывно накапливающей данные, и другие случаи нарушения приватности — общественные институты, которые лежат в основе создания компьютерных сетей и их культур, являются жизненно важными и далекими от единства.
В то время как новые сетевые проекты и их евангелисты будут обещать светлое будущее, отдельные институциональные силы, если их не проверять, продолжат извлекать выгоду из контролируемых сетей, направленных на вмешательство в наши жизни. Возможно, именно это и формирует в действительности ландшафт конфиденциальности — обширное влияние институциональных сил, которые могут проникнуть в нашу жизнь, а не только индивидуальные права для защиты от этой проникновения. Советское исследование напоминает нам о том, что программа шпионажа АНБ США и облачные сервера Microsoft участвуют в более давней традиции генеральных секретариатов 20-го века, приверженных присвоению личной и публичной информации для их личной выгоды.
Другими словами, мы не должны слишком утешаться фактом, что глобальный интернет впервые возник благодаря кооперативным капиталистам. История советского интернета является напоминанием того, что мы не имеем никаких гарантий того, что частные интересы, формирующие интернет, будут влиять на ситуацию лучше, чем те большие силы, чье нежелание сотрудничать, не только означало конец советского электронного социализма, но и угрожает положить конец нынешней главе нашей эпохи.
Источник: habr.com
Утром 1 октября 1970 года ученый-компьютерщик Виктор Глушков вошел в Кремль, чтобы встретиться с Политбюро. Он был настороженным человеком с пронзительными глазами в черных очках, с таким типом ума, который, решая одну проблему, мог найти параллельно метод решения всех аналогичных проблем. В тот момент у Советского Союза возникла серьезная проблема. Годом раньше Соединенные Штаты запустили ARPANET, первую распределенную компьютерную сеть с коммутацией пакетов, которая со временем породит интернет, каким мы его знаем сегодня. Распределенная сеть изначально была разработана с целью опередить СССР, позволяя компьютерам ученых и правительственных лидеров США обмениваться информацией даже в случае ядерной атаки. Это была высшая точка технологической гонки, и Советы должны были чем-то ответить.
Идея Глушкова состояла в том, чтобы дать старт эре электронного социализма. Он назвал свой невероятно амбициозный проект «Общегосударственная автоматизированная система». Глушков стремился упорядочить и технологически модернизировать всю плановую экономику. Эта система будет по-прежнему принимать экономические решения на основе Госплана, а не на основе рыночных цен, но быстрее, благодаря компьютерному моделированию и прогнозированию равновесия — до того, как оно возникнет. Глушков хотел добиться более умного и быстрого принятия решений, размышлял даже об электронной валюте. Все, что ему было нужно — это кошелек Политбюро.
Но когда Глушков вошел в пещерную комнату тем утром, он заметил два пустых стула за длинным столом — два его сильнейших союзника пропали без вести. Несмотря на это, он сел за стол честолюбивых министров со стальными глазами, многим из которых также требовалось финансирование и поддержка Политбюро.
В период с 1959 по 1989 год ведущие советские ученые и государственные деятели неоднократно пробовали создать национальную компьютерную сеть с просоциальными целями. С глубокими и еще не зажившими ранами Второй мировой войны, Советский Союз продолжал развертывание масштабных проектов модернизации, которые за пару поколений превратили разбросанную царскую нацию неграмотных крестьян в глобальную ядерную державу.
После того как Хрущев осудил культ личности Сталина в 1956 году, страну охватило чувство открывающихся возможностей. На эту сцену взошло множество проектов по связыванию национальной экономику, среди которых было и первое в мире предложение создания национальной гражданской компьютерной сети. Идея была детищем военного ученого Анатолия Ивановича Китова.
Молодой человек невысокого роста и пытливого математического ума, Китов прошел в рядах Красной армии целый карьерный путь за время Великой Отечественной войны. Затем, в 1952 году, в секретной военной библиотеке он познакомился с шедевром Норберта Винера «Кибернетика» (1948). Название книги — неологизм, взятый из греческого языка, чтобы озаглавить послевоенную науку о самоуправляемых информационных системах. При поддержке двух других ведущих ученых, Китов преобразовал кибернетику в целый русскоязычный подход к разработке систем управления и связи на основе компьютеров. Гибкий системный словарь кибернетики был нацелен на оснащение советского государства высокотехнологичным инструментарием для рационального марксистского управления, противоядием против насилия и культа личности, характеризующим государство Сталина. И действительно, кибернетика, возможно, смогла бы даже гарантировать, что больше никогда не появится еще одного властного диктатора, а может это было лишь технократической мечтой.
В 1959 году, будучи директором секретного военного компьютерного исследовательского центра, Китов сосредоточил свое внимание на том, чтобы направить «неограниченное количество вычислительных мощностей» на решение задач планирования национальной экономики, чему перманентно мешала проблема координации информации, стоящая на пути у всего «советского социалистического проекта». К примеру, в 1962 году было обнаружено, что погрешность ручного подсчета при переписи населения 1959 года, вылилась в ошибку прогноза численности населения на 4 млн. человек. Китов изложил свои мысли в докладной записке, которую отправил Хрущеву. Он предложил разрешить гражданским организациям использовать действующие военные компьютерные комплексы в целях экономического планирования в ночные часы, когда большинство военных спят. В записке было сказано, что специалисты по экономическому планированию могут использовать вычислительные излишки военных, чтобы корректировать проблемы переписи в режиме реального времени, при необходимости также корректируя экономический план. Свою военно-гражданскую национальную компьютерную сеть он назвал автоматизированной системой управления экономикой.
Как это порой случалось, военные руководители Китова перехватили письмо, прежде чем оно было доставлено Хрущеву. Они были взбешены его предложением, гласящим что Красная Армия должна делиться ресурсами с гражданскими экономическими планировщиками — ресурсами, которые Китов также осмелился назвать отставшими от времени. Был организован секретный военный трибунал для рассмотрения его преступлений, за которые Китов был быстро лишен членства в Коммунистической партии на год и уволен с работы на постоянной основе. Так закончилась история первой из когда-либо предложенных общенациональных компьютерных сетей.
Идея, тем не менее, выжила. В начале 1960-х годов уже другой ученый взялся за предложение Китова, человек, с которым жизненные пути оказались настолько близки, что через несколько десятилетий их дети даже вступили в брак — Виктор Михайлович Глушков.
Полное название плана Глушкова — «Общегосударственная автоматизированная система сбора и обработки информации для учета, планирования и управления народным хозяйством СССР» — говорит сама за себя и показывает всю грандиозность амбиций. Впервые предложенная в 1962 году, автоматизированная система «ОГАС» должна была стать национальной компьютерной сетью с удаленным доступом в реальном времени, построенной на существующих и новых телефонных линиях. В своей самой амбициозной версии она охватила бы большую часть евразийского континента, представляя собой нервную систему, которая интегрирована в каждый завод и предприятие плановой экономики. Сеть была смоделирована по образу иерархической трехуровневой пирамидальной структуры государства и экономики: один главный компьютерный центр в Москве будет соединен с 200 компьютерными узлами среднего уровня в крупных городах, которые, в свою очередь, будут связаны с 20 000 терминалами, распределенными по ключевым производственным площадкам народного хозяйства.
В соответствии с большими опытом Глушкова в сфере жизнедеятельности страны, архитектура сети неслучайно содержала в себе принципы децентрализованного дизайна. Это означало, что хотя в Москве и можно будет указать, кому какие разрешения предоставить, любой авторизованный пользователь мог связаться с любым другим пользователем через пирамидальную сеть — без прямого разрешения от материнского узла. При проектировании Глушков хорошо понимал преимущества использования локальных знаний, потратив большую часть своей карьеры, работая над созвучными математическими проблемами, постоянно перемещаясь между родным городом и столицей (он в шутку назвал поезд Киев-Москва своим «вторым домом»).
Проект ОГАС показался многим чиновникам и специалистам по экономическому планированию, особенно в конце 1960-х годов, следующим шагом в решении старой головоломки: Советы были согласны с тем, что коммунизм — это путь будущего, но никто со времен Маркса и Энгельса не знал, как именно туда добраться. По мнению Глушкова сетевые вычисления могли приблизить страну к эпохе, которую автор Фрэнсис Спаффорд назвал «красным изобилием». Это был способ, с помощью которого медленная основа централизованной экономики — квоты, планы и сборники отраслевых стандартов — превратится в нейронную сеть нации, движимую невероятной скоростью электричества. Проект претендовал не меньше, чем на установление «электронного социализма».
Такие амбиции требуют блестящих, целеустремленных людей, готовых отказаться от старого мышления. В 1960-х годах таких людей можно было найти в Киеве. Там, на окраине города, Глушков, начиная с 1962 года, руководил Институтом кибернетики в течение 20 лет. Он набирал в свой институт амбициозных юношей и девушек — средний возраст исследователей был около 25 лет. Глушков и его молодые сотрудники посвятили себя разработке ОГАС и других кибернетических проектов, стоявших на службе Советского государства — таких как система электронных чеков, которая должна была заменить твердую валюту на виртуальную, и превратить в систему электронных счетов — и это в начале 1960-х. Глушков, который, как известно, мог заставить замолчать даже идеологов Коммунистической партии, цитируя фразы Маркса по памяти, описал свое новшество как верное исполнение марксистского пророчества о безденежном социалистическом будущем. К сожалению для Глушкова, идея советской электронной валюты вызвала лишь надуманные опасения и не получила одобрения комиссии в 1962 году. Но вот его грандиозный проект экономической сети дожил до следующего этапа.
Группа кибернетиков представляла, своего рода, умную нейронную сеть, нервную систему для советской экономики. Эта кибернетическая параллель между компьютерной сетью и мозгом наложила свой отпечаток и на другие инновации в вычислительной теории в Киеве. Например, вместо так называемого «бутылочного горлышка» архитектуры фон Неймана (которое ограничивает объем передаваемых данных в компьютере), команда Глушкова предложила модель, подобную одновременному срабатыванию большого количества синапсов в человеческом мозге. Помимо бесчисленных компьютерных проектов для мэйнфреймов, в число теоретических работ входили также теория автоматов, безбумажный документооборот и парадигма программирования на естественном языке, которая позволяла бы людям общаться с компьютерами на семантическом, а не на синтаксическом языке, как это делают программисты сегодня. Наиболее масштабно Глушков и его ученики теоретизировали «цифровое бессмертие», концепцию, которую мы могли бы назвать сегодня «загрузкой разума», держа книги Айзека Азимова или Артура Кларка в руках. На смертном одре, десятилетия спустя, Глушков утешал свою скорбящую жену глубоким размышлением: «Не волнуйся», сказал он. «Однажды свет от нашей Земли достигнет далеких созвездий, и в каждом из них мы снова окажемся молодыми. Так мы будем вечно вместе!».
После рабочего дня кибернетики предавались увеселениям, полным легкомыслия и ярких шуток, граничащих с откровенным бунтарством. Их клуб для «работы в нерабочее время», представляющий собой место выпуска пара, считался также виртуальной страной, независящей от московского правления. На новогодней вечеринке в 1960 году они окрестили свою группу «Кибертонией» и стали организовывать регулярные общественные мероприятия в Киеве и Львове — танцы, симпозиумы, конференции, иногда даже издавая насмешливые статьи, вроде «О желании остаться невидимым — по крайней мере для власти». Вместо приглашений на мероприятия группа выпускала каламбурные паспорта, свадебные сертификаты, информационные бюллетени, валюту с перфокартами и даже конституцию Кибертонии. В качестве пародии на советскую структуру управления, Кибертонией управлял совет роботов, и во главе этого совета стоял их талисман и верховный лидер, робот, играющий на саксофоне — дань культурному значению джаза в США.
Глушков лично тоже повеселился: он назвал свои мемуары «Вопреки власти», несмотря на свою официальную должность вице-президента Украинской Академии наук. Контркультура, как способность противостоять другим силам, по мнению Фреда Тернера, долгое время была близким спутником киберкультуры.
Все это, однако, требовало денег — больших денег, особенно для проекта ОГАС. Это означало необходимость убедить в этом Политбюро. Отсюда и получилось, что Глушков оказался в Кремле 1 октября 1970 года в надежде продолжить работу в Кибертонии и подарить интернет советскому государству.
На пути у Глушкова стоял один человек — министр финансов Василий Гарбузов. Гарбузов не горел желанием, чтобы какие-то «оптимизированные в реальном времени компьютерные сети» управляли экономикой целого государства. Вместо этого он призывал к созданию простых компьютеров, которые будут зажигать освещение и воспроизводить музыку на птицефермах, чтобы увеличить производство яиц, что он лично наблюдал в ходе недавнего визита в Минск. Конечно, его мотивы не были порождением прагматизма. Он хотел получить финансирование для собственного министерства.
Ходят даже слухи, что он лично встречался с настроенным на реформы председателем Совета министров Алексеем Косыгиным, угрожая, что если Центральное статистическое управление сохранит контроль над проектом ОГАС, то Гарбузов и его министерство финансов потопит любые проекты реформирования, которые он выдвинет, так же, как он сделал это в части либеральных реформ Косыгина пять лет назад.
Чтобы выступить против Гарбузова и поддержать советский интернет, Глушкову нужны были союзники. Но на собрании их не было. В тот день было два пустых кресла — одно председателя Совета министров, а второе — генерального секретаря и известного технократа Леонида Брежнева. Они были двумя самыми влиятельными персонами в советском государстве, и, вероятно, сторонниками ОГАС. Но, судя по всему, они решили не противостоять мятежу министров.
Гарбузов успешно убедил Политбюро в том, что проект ОГАС с его амбициозными планами по моделированию и управлению информационными потоками в плановой экономике слишком поспешен. Комиссия, едва не принявшая позицию другой стороны, сочла, что безопаснее поддержать Гарбузова. Так, по-прежнему сверхсекретный проект ОГАС остался в подвешенном состоянии еще на одно десятилетие.
Факторы, которые противостояли ОГАС, напоминают силы, которые в конечном итоге разрушили Советский Союз — удивительно неофициальные формы недобросовестного поведения. Мятежные министры, чиновники статуса-кво, взвинченные управляющие заводами, сбитые с толку рабочие и даже другие экономические реформаторы выступали против проекта ОГАС, потому что это было в их локальных интересах. Без государственного финансирования и общей координации, проект национальной сети раскололся в 1970-х и 80-х годах на лоскутное одеяло из десятков, а затем и сотен изолированных, не взаимодействующих между собой заводских локальных систем управления. Советское государство не сумело объединить свою нацию не потому, что было слишком жестким или директивным по своей структуре, а потому, что оно было слишком непостоянным и губительным на практике.
В этом есть ирония. Первые глобальные компьютерные сети обрели успех в США благодаря хорошо регулируемому государственному финансированию и совместным исследованиям, в то время как аналогичные (но зачастую разрозненные) усилия в СССР потерпели неудачу из-за неуправляемой конкуренции и институциональных распрей среди советских чиновников. Первая глобальная компьютерная сеть возникла благодаря тому, что капиталисты ведут себя как кооперирующиеся социалисты, а не социалисты, ведущие себя как конкурирующие капиталисты.
В судьбе советского интернета можно увидеть серьезное предупреждение о будущем. Сегодня интернет, понимаемый как единая глобальная сеть сетей, стоящая на страже информационной свободы, демократии и торговли — находится в серьезном упадке. Если высказывания Принса и гайд Associated Press звучат для вас не убедительно, подумайте, как часто компании и государства сегодня стремятся распространить свое влияние в интернете: массовые приложения — это скорее «огороженный сад» для арендаторов, чем общественный ресурс пользователей. Замкнутые системы с «повышенной гравитацией» (такие как Facebook или Китайский файрвол) все больше блокируют сайты, которые ссылаются наружу. Главы Франции, Индии, России и других стран стремятся вмешаться в деятельность ICANN и ужесточить местные законы для своих граждан. Фактически, сотни не-интернет сетей функционируют в корпорациях и странах на протяжении десятилетий. Будущее компьютерных сетей — это не один интернет, а множество различных онлайн-экосистем.
Другими словами, будущее, несомненно, напоминает прошлое. 20-й век показал пример множества национальных компьютерных сетей, претендующих на глобальный статус. Драма Холодной войны, то что мы могли бы с подмигиванием назвать «Soviet nyetworking» или, как именовала статья историка Славы Геровича, «Soviet InterNyet», помогает завершить сравнительное исследование компьютерных сетей первой волны. Витающее в воздухе ощущение от ушедших в историю и потенциальных будущих сетей, что существует только одна глобальная сеть сетей, кажется скорее исключением из правила. Учитывая, что ирония времен Холодной войны в основе этой истории — то, что кооперирующиеся капиталисты перехитрили конкурирующих социалистов — печальным образом сыграла свою роль для Советского Союза, возможно, нам не стоит быть слишком уверенными, что интернет завтрашнего дня будет намного лучше.
Антрополог и философ Бруно Латур однажды сказал, что технология — это общество, сделанное долговечным, подразумевая под этим, что в самой основе технологий лежат, в первую очередь, технологии социальные. Например, алгоритм Google PageRank считается «демократическим», поскольку, среди многих других факторов, он считает ссылки (и ссылки на сайты, делающие ссылки) в качестве голосов. Как и политики с голосами избирателей, страницы с наибольшим количеством ссылок имеют самый высокий рейтинг. Сегодня интернет кажется средством свободы, демократии и торговли, отчасти потому, что он застыл таковым в нашем сознании, так же, как западные ценности, казалось, одержали победу после Холодной войны. В разрезе советской истории интернета можно перевернуть афоризм Латура — общественные технологии стали недолговечными.
Иными словами, по мере изменения наших общественных ценностей, меняется и то, что кажется очевидным в технологиях. Ценности Советского Союза тех лет — кибернетический коллективизм, государственная иерархия и плановая экономика — кажутся нам чуждыми сегодня. То же самое можно сказать в отношении ценностей, которыми современные читатели наделяют интернет, но через призму будущих поколений. Сетевые технологии будут существовать и развиваться, даже если наши самые смелые социальные представления о них окажутся на свалке истории.
История Глушкова также является масштабным напоминанием инвесторам и другим агентам технологических изменений о том, что неординарности гения, дальновидности и политической хватки недостаточно, чтобы изменить мир. Общественные институты зачастую имеют решающее значение. Это наглядный урок советского опыта, современной медиасреды, непрерывно накапливающей данные, и другие случаи нарушения приватности — общественные институты, которые лежат в основе создания компьютерных сетей и их культур, являются жизненно важными и далекими от единства.
В то время как новые сетевые проекты и их евангелисты будут обещать светлое будущее, отдельные институциональные силы, если их не проверять, продолжат извлекать выгоду из контролируемых сетей, направленных на вмешательство в наши жизни. Возможно, именно это и формирует в действительности ландшафт конфиденциальности — обширное влияние институциональных сил, которые могут проникнуть в нашу жизнь, а не только индивидуальные права для защиты от этой проникновения. Советское исследование напоминает нам о том, что программа шпионажа АНБ США и облачные сервера Microsoft участвуют в более давней традиции генеральных секретариатов 20-го века, приверженных присвоению личной и публичной информации для их личной выгоды.
Другими словами, мы не должны слишком утешаться фактом, что глобальный интернет впервые возник благодаря кооперативным капиталистам. История советского интернета является напоминанием того, что мы не имеем никаких гарантий того, что частные интересы, формирующие интернет, будут влиять на ситуацию лучше, чем те большие силы, чье нежелание сотрудничать, не только означало конец советского электронного социализма, но и угрожает положить конец нынешней главе нашей эпохи.
Источник: habr.com
