Commercial networks of security forces.
How are cases against businesses fabricated and closed, who manages entrepreneurs in uniform, and why does this affect the business climate in Russia? Vadim Volkov, the author of the study "Power Entrepreneurship", published in 2002, has written a new chapter for the third edition of his book. In previous chapters, Vadim Volkov analyzed the reasons for the emergence of power entrepreneurship in Russia — bandits, private security companies, corrupt law enforcement agencies — and compared the situation in our country with foreign criminal history. This time the author's attention is focused on the evolution of the state "siloviki". Forbes publishes excerpts from the chapter "Law Enforcement Entrepreneurship".
The time of domination of civil servants involved in power entrepreneurship was zero and was associated with the policy of strengthening the state, or rather with its unsuccessful and inconsistent implementation.
Thanks to the episode that went down in the history of the noughties as the "war of the special services", a large amount of information about how the state-style power enterprise was organized got into the press. In September 2000, a criminal investigation was launched into the smuggling of furniture from China and its sale through the shopping centers "Three Whales" and "Grand". But already in 2002, on the instructions of the Deputy Prosecutor General Yuri Biryukov, the criminal case is terminated, and the investigator of the Prosecutor General's Office Pavel Zaitsev, who led this case, falls under investigation and in 2003 receives a suspended sentence.
After the appeal of the State Duma deputies to President Vladimir Putin, the case resumes. His operational support is assigned to the Federal Drug Control Service (FSKN), which was headed by Viktor Cherkesov, a former colleague of Putin during his work in St. Petersburg and head of the FSB in St. Petersburg and the Leningrad region in 1992-1998. Thanks to the operational capabilities and organizational independence of the FSKN and his friendship with Cherkesov, Putin was able to obtain information independent of the FSB about the defendants in the "Three Whales" case, among whom, it was assumed, were high-ranking FSB officers. As a result of the investigation conducted by the Federal Security Service, the head of the FSB's own security department, Alexander Kupryazhkin, the head of the FSB's security service, Sergei Shishin, and the Deputy director of the FSB, Vladimir Anisimov, were dismissed.
As a response — and this is how the chairman of the Federal Drug Control Service, Cherkesov, assessed these actions — the FSB launched an investigation into the so-called "illegal" activities of the Department of Operational Support of the Federal Drug Control Service, namely the unit of the "anti-drug" service, which is responsible for collecting and analyzing information. As a result of the investigation, the defendants in the retaliatory criminal case were officers of the Federal Drug Control Service, the Ministry of Internal Affairs, the Main Intelligence Directorate (GRU) of the General Staff of the Ministry of Defense, the Federal Tax Service (FTS) and employees of a private security company. In fact, by investigating the so-called "illegal" activities of the Federal Drug Control Service, the FSB dealt a blow to the business of a rival organization. Although the trial in this case was held in private, the investigation materials were regularly transmitted to the media during 2007-2009. They are valuable to the sociologist not so much from the point of view of facts (they could be falsified), but because they give an idea of the ways of organization that the employees of the bodies use to conduct power entrepreneurship.
So, according to the investigation, General Alexander Bulbov and his subordinate employees of the Federal Drug Control Service Yuri Geval, Grigory Cherevko, Sergey Donchenko and Sergey Gusev were engaged in illegal wiretapping of telephone conversations for private remuneration from commercial structures, as well as providing other services for protection and assistance in resolving commercial conflicts. This is a typical set of services within the framework of a power partnership. The criminal case also involves Mikhail Yanykin, Deputy head of the Department of Special Technical Measures of the Moscow and Moscow Region Police Department. Not only did he have the authority to conduct covert wiretapping and surveillance, but he also had the appropriate organizational and technical resources at his disposal. As intermediaries between the Federal Drug Control Service and the Ministry of Internal Affairs in the organization of illegal wiretapping of individuals and organizations, the deputy head of the Moscow Criminal Investigation Department, Nikolai Orlov, and officers (possibly former) GRU Igor Gorokhov and Vladimir Nesterenko. Another person involved in the case, who allegedly transferred money for "wiretapping", was an employee of the Federal Tax Service, Alexander Kachuk. Finally, in addition to officials of various law enforcement agencies, a private security company with the telling name "Nemesida", the founder of which was the wife of General Galina Bulbova, appeared in the case of the Federal Drug Control Service. The PSC acted as a kind of" sales department", connecting employees of the Federal Drug Control Service with customers who were willing to order wiretapping and pay for it.
The customers of the wiretapping were not named, but the victims, according to the investigation, in the period from October 2006 to March 2007, were the heads of RAO UES, Rosneft, Renaissance Capital, Alfa-Bank, as well as members of the Federation Council and journalists. Another episode of the criminal case against the Federal Drug Control Service was the receipt by Yuri Geval of money from the General Director of JSC "Aviamotorny Scientific and Technical Complex "Soyuz" Mkrtich Okroyan in the amount of $3 million allegedly for providing protection against extortion of shares of the enterprise by unidentified persons. According to investigators, PSC Nemesida also received regular payments from several companies.
"Networks across departments»
The structure created by Bulbov and his colleagues, and other similar cases, which will be given below, have some common properties. First, these structures are interdepartmental. That is, their participants are not limited to employees of any one state organization who are in a relationship of subordination and formal division of duties, but on the contrary, they include employees of different organizations, and the relations between these employees are already built on different principles.
Each employee contributes to the new informal structure of opportunities and resources specific to the organization in which he works, or for the position he holds. If within the formal state structure these resources are divided (operational actions, special events, investigation, supervision), then within the new structure they can be combined in a new way. Formal restrictions are thus neutralized, and administrative and law enforcement resources are used without procedural restrictions and used to extract income. For example, employees of one organization bring connections with the political leadership of the country (cover), others-technical means of obtaining information, others - conducting investigative actions, the fourth-neutralization of the supervisory function, the fifth act as intermediaries or links with business, the sixth-the ability to influence the courts, and so on. The second feature of the state power enterprise is the network organization. This means that such an organization is built on the principles of personal and horizontal relations between civil servants, which are not provided for by a formal organization. The network organization is more flexible in the sense that, as necessary, it can use new links, temporarily "connect" someone to solve a specific task. Such a network is formed across the hierarchy and official structure of state organizations, eliminating formal positions and ranks, redefining statuses in a new way-depending on who can solve what tasks within the framework of the group's commercial projects. Based on these features, we can designate this phenomenon as "interagency network groupings" (MSGS). Civil servants are not part of the MSG in whole departments or departments — this would be much more difficult to hide and more difficult to combine with the official service-but one or several people from different departments or departments. MSGS allow you to combine official duties with the implementation of commercial interests precisely because they do not use official structures, but recombine them, including them in a new network.
In September 2006, a verdict was passed on the members of the criminal community, which included Lieutenant General of the Ministry of Emergency Situations Vladimir Ganeev, who served as head of the Security Department of the Ministry of Emergency Situations, police colonel and deputy head of the second ("homicide") department of the Moscow Criminal Investigation Department Yevgeny Taratorin, two deputies of the Department for the Control of illegal arms trafficking of the MURA Yuri Samolkin and Vladimir Lysakov, also with the rank of colonels, and three more senior operatives of the same unit with the rank of lieutenant colonels. This MSG was formed "across" two departments, the Ministry of Emergency Situations and the Ministry of Internal Affairs, connecting the political resource of Ganeev, who was a deputy minister, and the operational capabilities of the employees of the two departments of the MUR at the deputy level. At MSG Ganeev there was also a private security company. According to investigators, the group was engaged in extortion of money from entrepreneurs by initiating criminal cases and providing security services to private companies.
The contours of the MSG are also visible in the case of the "protection" of the underground gambling business in the Moscow region (the investigation is still not finished. — Forbes). The case involves businessman Ivan Nazarov, who ran a casino chain, and at least ten employees of various law enforcement agencies, who, according to Nazarov, received payments in exchange for the opportunity to continue illegal gambling. Based on who was arrested in this criminal case, we can imagine the structure of this MSG. It included several employees of the prosecutor's office, including Deputy Prosecutor of the Moscow region Alexander Ignatenko, head of the Prosecutor's Office for supervision of the investigation Nikolai Urumov, prosecutors of Noginsk and Klin, former prosecutors of Odintsovo and Serpukhov; a former employee of the Moscow Region Police Department, who played the role of intermediary and confidant of the head of the police Department Nikolai Golovkin; three employees of the Department for Combating Economic Crimes (UBEP) of the Moscow region (lieutenant colonel, major and captain), as well as two employees of the department "K" of the Bureau of Special Technical Measures of the Ministry of Internal Affairs, dealing with crimes in the field of high technologies (colonel and lieutenant colonel).
In this MSG, the technical and administrative resources of at least three organizations are combined: the power of the prosecutor's office, which controls the initiation of criminal cases and the investigation, and in several districts of the region; the technical capabilities of the employees of the department " K "of the Ministry of Internal Affairs (they were engaged in listening and collecting information about the actions of other participants of the MSG, and about businessmen, on whom cases were then initiated); the operational capabilities of the UBEP to identify"economic crimes".
In the case of organized criminal groups (organized criminal groups), the emergence of a rigid hierarchical organization is explained by the need for discipline and control of violence in the context of competition with other organized criminal groups and the danger posed by the state. Membership in an organized crime group or in a mafia family was the main status of an individual, and loyalty to the family was one of the main principles of membership. The ICG is also an informal organization, but the membership of its members in other organizations does not contradict the participation in the ICG, but, on the contrary, is implied and is a condition for inclusion in the ICG. Its participants are valuable in so far as they hold certain positions that give them the opportunity to act on behalf of the state, or have trusting ties with current civil servants, which is usually characteristic of "former"ones. MSGS are inherently opportunistic, since membership in them is a secondary occupation, and activities in the interests of MSGS do not consume all the time of the participants, but are carried out sporadically. Accordingly, participation in the MSG involves the ability to combine it with the performance of direct duties. This feature is typical for the so-called "units for combating economic crimes", where the suspects are the directors or owners of companies, and the operational activities that the employees of the OBEP carry out on duty are at the same time a means of extortion or imposing regular payments.
The possibility of causing damage to the work of an economic entity by carrying out operational measures and investigative actions in a criminal case makes it possible for civil servants to engage in law enforcement entrepreneurship. Just as in the earlier, gang-like form, law enforcement entrepreneurship can range from simple extortion to a more complex set of services and long-term types of power partnerships. Of crucial importance is the possibility of disruption of the company's business, as well as physical coercion, i.e. arrest and the possibility of prolonged imprisonment, as well as torture and other forms of physical influence.
From a legal point of view, the use of State resources is carried out within the framework of a criminal case, for the initiation of which sufficient signs of the corpus delicti are necessary. But the existence of sufficient grounds depends on the discretion of individuals, and the degree of dependence varies by type of crime. In case of detection of objective signs (a corpse, bodily injuries, signs of forced entry) or a victim's statement, the grounds for initiating a criminal case exist regardless of the position of law enforcement officers. In other cases, especially in the field of economic crimes, which largely depend on what acts are criminalized and how they are described, the existence of so-called sufficient grounds depends much more on the activity and discretion of individuals. If such a social organization (MSG) is created that allows you to fabricate "sufficient grounds" for initiating criminal cases based on the interests of the participants of this organization, and it includes representatives of all instances, then their discretion will be the only reason for the use of state coercion, without any meaningful connection with the legislation.
"Roof for a year…»
In addition to the criminal case, in the practice of law enforcement agencies, there is also the so-called "case of operational accounting". If an operative of the OBEP, for example, has information from a certain source that a crime is being prepared or committed in a certain commercial structure, then on this basis and with the consent of the head of the OBEP, a case of operational accounting can be opened. On the basis of this case, which is entered into the general closed database of the Ministry of Internal Affairs, an employee can conduct operational activities for up to a year to collect materials for the subsequent initiation of a criminal case. According to respondents from law enforcement agencies, the majority of such cases are terminated and only a small proportion then leads to the initiation of criminal cases.
This is a very significant point. The operational accounting case allows law enforcement officers to legally do two things. First, to put pressure on the business by collecting information and conducting operational activities. Secondly, to ensure the security of the business of individual clients, including the shadow business, because if the operational business is conducted by one employee, then other employees or departments no longer have the right to interfere.
This practice is described by an employee of the department for combating economic crimes. "The largest part of the registered cases is the initiation of these cases of operational accounting without performing proper verification. Once again, so that you understand: what does this mean? This means that the entrepreneur finds — now we are talking about economic affairs-an employee who starts a case of operational accounting for him. It is believed that this employee is developing it. Everyone who has a merchant in their field of vision, with the help of our databases, immediately receives information that this merchant is being developed by such and such a division. Goodbye. Stay out of it. Too late. You can walk under such a roof for a year." That is, the case of operational accounting is a legal means of providing security services to protect the business by operational employees of one division from possible encroachments of other divisions. At the same time, unlike criminal cases, which are regulated by the CPC, the procedure for initiating a case of operational accounting is regulated by departmental orders of the Ministry of Internal Affairs. With the help of operational accounting cases, economic crimes are identified, which, we remember, have a minimum of objective signs, but are artifacts of legislation and the discretion of law enforcement officers.
If operational accounting cases are the business of the operational staff, then criminal cases that are initiated and conducted by investigators and are the objects of prosecutor's supervision are used by employees of the investigative departments (now the Investigative Committee of the Russian Federation) and the Prosecutor's Office.
The OBEP officer explains: "A criminal case is not the prerogative of an operative alone. The conversation here is about the investigation, about the investigator and so on. And in this whole chain, the operative does not play such a big role and receives not so much money compared to what the investigator receives, compared to what the prosecutor receives, compared to what the judge receives. At this stage, you can order. These are extremely serious people with extremely serious intentions. It all depends on the intent. Here you need to understand what a person wants: just annoy a competitor, or you, sorry, want to completely throw this person out of business, or create problems for him for a while, after which he will miss an important loan, or you want to put him in jail. Depending on the goal, the number of people, officials from different organizations with whom you will have to interact, and, accordingly, the amount increases."
The activity of operational staff is focused on the stage of conducting cases of operational accounting and measures at the stage of initiating criminal cases. They can also conduct operational support at the stage of the investigation, but in informal communication with the investigator and the prosecutor. By defining the powers and distribution of power in the criminal process, legislation and departmental instructions indirectly determine who can engage in what type of law enforcement business. For operational employees, this is basically extortion and banal"protection". For investigators and employees of the prosecutor's office — services for regulating competition, redistributing assets, regulating market access.
"You can engage in extortion…»
The case of Andrey Seryapin, a senior operative of the Tax Crimes Department of the Moscow Police Department, and Alexander Pechalov-Morozov, a former FSB officer and director of the private security company Vimpel-AT, who were convicted in August 2010, well illustrates the technique of extortion through operational measures. In 2008, Seryapin provided operational support in a criminal case on tax evasion initiated against a certain construction company DKN. Having falsified several intelligence reports that the offices of two other companies, Delta and MFA, which are in fact not related to DKN in any way, may contain documents allegedly related to the criminal case of DKN, Seryapin and several operational employees searched and seized documents from these companies. As a result, the activities of both companies (they provided financial and consulting services) were paralyzed. Dmitry Danilov, the owner of these companies, turned to his friend, the operative officer of the Moscow Department of Internal Affairs Vitaly Lazarchuk, asking him to find out the reasons for the visit of operatives from the UNC and the seizure of documents. He first frightened the businessman with information that he was going to be put on the order of competitors, and then offered help and brought him to an intermediary, who was a lawyer of the Moscow Regional Bar Association Denis Tumarkin. The latter introduced himself as a friend of the general, the head of the main investigation department of the Moscow Police Department, Ivan Glukhov. For $40 million, the lawyer promised to ensure the closure of the criminal case and the return of the seized documents. Then an additional sum of 12 million rubles was required for the FSB employees, who allegedly want their share. Danilov fulfilled this condition, fearing the bankruptcy of his companies. But then the UNP operative Seryapin, meeting with Danilov, said that the money did not reach him and was appropriated by Lazarchuk and Tumarkin. Seryapin demanded another $ 1.5 million, which Danilov had to transfer through an intermediary, a former FSB employee, the director of the PSC "Vimpel-AT" Pechalov-Morozov. At this point, Danilov turned to the law enforcement agencies, and the mentioned characters were detained while receiving money. The court sentenced Seryapin and Pechalov-Morozov to five years in prison for fraud on a particularly large scale.
In this episode, there is a characteristic technique used by operational employees — fabricating the basis for carrying out operational measures in order to subsequently cause damage to economic entities. Simply put, you need to write a document about an agent report and, as part of the verification of this report, make a search with the seizure of documents. Then you can engage in extortion, and in this episode there is not only the fabrication of grounds for operational actions, but also the appearance of fictitious intermediaries acting on behalf of a high official, the head of the main investigative department, who ex officio has control over the preliminary investigation.
More sophisticated extortion schemes include attempts to introduce shareholders representing law enforcement officers, which poses a direct threat to property rights. Such an episode was described in an interview by the owner of a large trading company. "Four years ago there was a situation, I was opened a criminal case, arrested, interrogated, made it clear that they want to introduce their shareholders or want me to sell the object cheaply. A criminal case that allegedly the sand that was transported for construction was stolen. They conduct searches, while listening to your phone. It's unpleasant when they come and shake out your children's toys." This situation forces the owner of the company to enter into negotiations and look for connections in law enforcement agencies, with the help of which it would be possible to close a criminal case for a certain amount of money. "You go to people you trust. These are not stupid solvers who will then endlessly pull money. And those you know are people who have a conscience. They help you reach the right people. Then you meet someone else, and at some point they just draw a number on a napkin." The payment of a certain amount of money in this case was a means to avoid more serious consequences for the business in the form of redistribution of property rights.
Power partnership
The criminal power entrepreneurship of the 1990s was based not only on extortion and artificially created demand, but also on the business needs for a special kind of services, which were called "power partnerships". Law enforcement entrepreneurship is also supported by business demand for various types of special services, generally similar to those provided by organized criminal groups. These are services related to the redistribution of assets and the regulation of competition, they are ordered and paid for by the business.
Contrary to the generally accepted usage, it is not criminal cases that are ordered, but the impact on a legal entity or individual in order to force certain behavior (transfer of money, sale of an asset, change in price, change in the structure of owners, refusal of any actions). That is, the use of power is paid for, and not the criminal case itself — the legal term only covers the essence of the case. But in order to be able to influence the behavior of other people in their own interests or the interests of customers, as well as to avoid responsibility for the consequences of their actions, individual employees of the authorities or MSG need to fabricate justifications according to the law. Criminal cases are the means of fabricating grounds, but, again, they do not order cases at all, but the actions that they authorize.
A common service is to force the sale of an asset and to reduce its price below the market price. From the point of view of the market and the rational allocation of resources, deviation from free pricing, that is, any forced deviation of the price from the market level, harms the economy. But from the point of view of an individual buyer, the purchase of such a service makes sense if the forced discount is higher than the price of a registered criminal case and operational measures. Following the personal advantage of buying assets at a low price by putting pressure on the seller with the help of a criminal case, an individual businessman supports the market for the services of power entrepreneurs, thereby increasing the overall risks and reproducing a system that is clearly unprofitable for the business as a whole.
An illustrative case of the use of power resources for the redistribution of assets was, for example, the pressure on Mikhail Gutseriev in 2006 to force the sale of the company "Russneft", which he created and aggressively developed over several years. In order to force him to sell the company, "70 criminal cases were initiated against him. They are all closed now. Gutseriev himself in an interview with the newspaper "Vedomosti" after returning from forced emigration said: "There were constant searches at my home, at the top managers of Russneft. My house was under surveillance. They put bailiffs under the windows, they sit, they freeze. I invited them to go up to the house, warm up and have a snack, and they — "not allowed". When you start to worry, your heart aches, you are tormented by doubts, you endlessly scroll through words, actions, and situations in your memory. I couldn't stay in my Russneft while the searches were going on there."
The sale of the company " Euroset "by its creator Yevgeny Chichvarkin was carried out" under " criminal prosecution, from which Chichvarkin, like Gutseriev, disappeared in London. According to the former owner of the perfume holding "Arbat-Prestige" Vladimir Nekrasov, he was forced to sell the company for $3 million, after a criminal case was opened against him and his partner Sergei Schneider (aka Semyon Mogilevich, twice convicted in the USSR) for tax evasion. Both were held under arrest during the preliminary investigation. Nekrasov refused to sell the company cheaply, but later it had to go bankrupt, as the owners spent a year and a half in prison and could not manage it. As a result, the court returned the case for further investigation for lack of evidence, and it was closed, but the company disappeared from the market.
How are cases against businesses fabricated and closed, who manages entrepreneurs in uniform, and why does this affect the business climate in Russia? Vadim Volkov, the author of the study "Power Entrepreneurship", published in 2002, has written a new chapter for the third edition of his book. In previous chapters, Vadim Volkov analyzed the reasons for the emergence of power entrepreneurship in Russia — bandits, private security companies, corrupt law enforcement agencies — and compared the situation in our country with foreign criminal history. This time the author's attention is focused on the evolution of the state "siloviki". Forbes publishes excerpts from the chapter "Law Enforcement Entrepreneurship".
The time of domination of civil servants involved in power entrepreneurship was zero and was associated with the policy of strengthening the state, or rather with its unsuccessful and inconsistent implementation.
Thanks to the episode that went down in the history of the noughties as the "war of the special services", a large amount of information about how the state-style power enterprise was organized got into the press. In September 2000, a criminal investigation was launched into the smuggling of furniture from China and its sale through the shopping centers "Three Whales" and "Grand". But already in 2002, on the instructions of the Deputy Prosecutor General Yuri Biryukov, the criminal case is terminated, and the investigator of the Prosecutor General's Office Pavel Zaitsev, who led this case, falls under investigation and in 2003 receives a suspended sentence.
After the appeal of the State Duma deputies to President Vladimir Putin, the case resumes. His operational support is assigned to the Federal Drug Control Service (FSKN), which was headed by Viktor Cherkesov, a former colleague of Putin during his work in St. Petersburg and head of the FSB in St. Petersburg and the Leningrad region in 1992-1998. Thanks to the operational capabilities and organizational independence of the FSKN and his friendship with Cherkesov, Putin was able to obtain information independent of the FSB about the defendants in the "Three Whales" case, among whom, it was assumed, were high-ranking FSB officers. As a result of the investigation conducted by the Federal Security Service, the head of the FSB's own security department, Alexander Kupryazhkin, the head of the FSB's security service, Sergei Shishin, and the Deputy director of the FSB, Vladimir Anisimov, were dismissed.
As a response — and this is how the chairman of the Federal Drug Control Service, Cherkesov, assessed these actions — the FSB launched an investigation into the so-called "illegal" activities of the Department of Operational Support of the Federal Drug Control Service, namely the unit of the "anti-drug" service, which is responsible for collecting and analyzing information. As a result of the investigation, the defendants in the retaliatory criminal case were officers of the Federal Drug Control Service, the Ministry of Internal Affairs, the Main Intelligence Directorate (GRU) of the General Staff of the Ministry of Defense, the Federal Tax Service (FTS) and employees of a private security company. In fact, by investigating the so-called "illegal" activities of the Federal Drug Control Service, the FSB dealt a blow to the business of a rival organization. Although the trial in this case was held in private, the investigation materials were regularly transmitted to the media during 2007-2009. They are valuable to the sociologist not so much from the point of view of facts (they could be falsified), but because they give an idea of the ways of organization that the employees of the bodies use to conduct power entrepreneurship.
So, according to the investigation, General Alexander Bulbov and his subordinate employees of the Federal Drug Control Service Yuri Geval, Grigory Cherevko, Sergey Donchenko and Sergey Gusev were engaged in illegal wiretapping of telephone conversations for private remuneration from commercial structures, as well as providing other services for protection and assistance in resolving commercial conflicts. This is a typical set of services within the framework of a power partnership. The criminal case also involves Mikhail Yanykin, Deputy head of the Department of Special Technical Measures of the Moscow and Moscow Region Police Department. Not only did he have the authority to conduct covert wiretapping and surveillance, but he also had the appropriate organizational and technical resources at his disposal. As intermediaries between the Federal Drug Control Service and the Ministry of Internal Affairs in the organization of illegal wiretapping of individuals and organizations, the deputy head of the Moscow Criminal Investigation Department, Nikolai Orlov, and officers (possibly former) GRU Igor Gorokhov and Vladimir Nesterenko. Another person involved in the case, who allegedly transferred money for "wiretapping", was an employee of the Federal Tax Service, Alexander Kachuk. Finally, in addition to officials of various law enforcement agencies, a private security company with the telling name "Nemesida", the founder of which was the wife of General Galina Bulbova, appeared in the case of the Federal Drug Control Service. The PSC acted as a kind of" sales department", connecting employees of the Federal Drug Control Service with customers who were willing to order wiretapping and pay for it.
The customers of the wiretapping were not named, but the victims, according to the investigation, in the period from October 2006 to March 2007, were the heads of RAO UES, Rosneft, Renaissance Capital, Alfa-Bank, as well as members of the Federation Council and journalists. Another episode of the criminal case against the Federal Drug Control Service was the receipt by Yuri Geval of money from the General Director of JSC "Aviamotorny Scientific and Technical Complex "Soyuz" Mkrtich Okroyan in the amount of $3 million allegedly for providing protection against extortion of shares of the enterprise by unidentified persons. According to investigators, PSC Nemesida also received regular payments from several companies.
"Networks across departments»
The structure created by Bulbov and his colleagues, and other similar cases, which will be given below, have some common properties. First, these structures are interdepartmental. That is, their participants are not limited to employees of any one state organization who are in a relationship of subordination and formal division of duties, but on the contrary, they include employees of different organizations, and the relations between these employees are already built on different principles.
Each employee contributes to the new informal structure of opportunities and resources specific to the organization in which he works, or for the position he holds. If within the formal state structure these resources are divided (operational actions, special events, investigation, supervision), then within the new structure they can be combined in a new way. Formal restrictions are thus neutralized, and administrative and law enforcement resources are used without procedural restrictions and used to extract income. For example, employees of one organization bring connections with the political leadership of the country (cover), others-technical means of obtaining information, others - conducting investigative actions, the fourth-neutralization of the supervisory function, the fifth act as intermediaries or links with business, the sixth-the ability to influence the courts, and so on. The second feature of the state power enterprise is the network organization. This means that such an organization is built on the principles of personal and horizontal relations between civil servants, which are not provided for by a formal organization. The network organization is more flexible in the sense that, as necessary, it can use new links, temporarily "connect" someone to solve a specific task. Such a network is formed across the hierarchy and official structure of state organizations, eliminating formal positions and ranks, redefining statuses in a new way-depending on who can solve what tasks within the framework of the group's commercial projects. Based on these features, we can designate this phenomenon as "interagency network groupings" (MSGS). Civil servants are not part of the MSG in whole departments or departments — this would be much more difficult to hide and more difficult to combine with the official service-but one or several people from different departments or departments. MSGS allow you to combine official duties with the implementation of commercial interests precisely because they do not use official structures, but recombine them, including them in a new network.
In September 2006, a verdict was passed on the members of the criminal community, which included Lieutenant General of the Ministry of Emergency Situations Vladimir Ganeev, who served as head of the Security Department of the Ministry of Emergency Situations, police colonel and deputy head of the second ("homicide") department of the Moscow Criminal Investigation Department Yevgeny Taratorin, two deputies of the Department for the Control of illegal arms trafficking of the MURA Yuri Samolkin and Vladimir Lysakov, also with the rank of colonels, and three more senior operatives of the same unit with the rank of lieutenant colonels. This MSG was formed "across" two departments, the Ministry of Emergency Situations and the Ministry of Internal Affairs, connecting the political resource of Ganeev, who was a deputy minister, and the operational capabilities of the employees of the two departments of the MUR at the deputy level. At MSG Ganeev there was also a private security company. According to investigators, the group was engaged in extortion of money from entrepreneurs by initiating criminal cases and providing security services to private companies.
The contours of the MSG are also visible in the case of the "protection" of the underground gambling business in the Moscow region (the investigation is still not finished. — Forbes). The case involves businessman Ivan Nazarov, who ran a casino chain, and at least ten employees of various law enforcement agencies, who, according to Nazarov, received payments in exchange for the opportunity to continue illegal gambling. Based on who was arrested in this criminal case, we can imagine the structure of this MSG. It included several employees of the prosecutor's office, including Deputy Prosecutor of the Moscow region Alexander Ignatenko, head of the Prosecutor's Office for supervision of the investigation Nikolai Urumov, prosecutors of Noginsk and Klin, former prosecutors of Odintsovo and Serpukhov; a former employee of the Moscow Region Police Department, who played the role of intermediary and confidant of the head of the police Department Nikolai Golovkin; three employees of the Department for Combating Economic Crimes (UBEP) of the Moscow region (lieutenant colonel, major and captain), as well as two employees of the department "K" of the Bureau of Special Technical Measures of the Ministry of Internal Affairs, dealing with crimes in the field of high technologies (colonel and lieutenant colonel).
In this MSG, the technical and administrative resources of at least three organizations are combined: the power of the prosecutor's office, which controls the initiation of criminal cases and the investigation, and in several districts of the region; the technical capabilities of the employees of the department " K "of the Ministry of Internal Affairs (they were engaged in listening and collecting information about the actions of other participants of the MSG, and about businessmen, on whom cases were then initiated); the operational capabilities of the UBEP to identify"economic crimes".
In the case of organized criminal groups (organized criminal groups), the emergence of a rigid hierarchical organization is explained by the need for discipline and control of violence in the context of competition with other organized criminal groups and the danger posed by the state. Membership in an organized crime group or in a mafia family was the main status of an individual, and loyalty to the family was one of the main principles of membership. The ICG is also an informal organization, but the membership of its members in other organizations does not contradict the participation in the ICG, but, on the contrary, is implied and is a condition for inclusion in the ICG. Its participants are valuable in so far as they hold certain positions that give them the opportunity to act on behalf of the state, or have trusting ties with current civil servants, which is usually characteristic of "former"ones. MSGS are inherently opportunistic, since membership in them is a secondary occupation, and activities in the interests of MSGS do not consume all the time of the participants, but are carried out sporadically. Accordingly, participation in the MSG involves the ability to combine it with the performance of direct duties. This feature is typical for the so-called "units for combating economic crimes", where the suspects are the directors or owners of companies, and the operational activities that the employees of the OBEP carry out on duty are at the same time a means of extortion or imposing regular payments.
The possibility of causing damage to the work of an economic entity by carrying out operational measures and investigative actions in a criminal case makes it possible for civil servants to engage in law enforcement entrepreneurship. Just as in the earlier, gang-like form, law enforcement entrepreneurship can range from simple extortion to a more complex set of services and long-term types of power partnerships. Of crucial importance is the possibility of disruption of the company's business, as well as physical coercion, i.e. arrest and the possibility of prolonged imprisonment, as well as torture and other forms of physical influence.
From a legal point of view, the use of State resources is carried out within the framework of a criminal case, for the initiation of which sufficient signs of the corpus delicti are necessary. But the existence of sufficient grounds depends on the discretion of individuals, and the degree of dependence varies by type of crime. In case of detection of objective signs (a corpse, bodily injuries, signs of forced entry) or a victim's statement, the grounds for initiating a criminal case exist regardless of the position of law enforcement officers. In other cases, especially in the field of economic crimes, which largely depend on what acts are criminalized and how they are described, the existence of so-called sufficient grounds depends much more on the activity and discretion of individuals. If such a social organization (MSG) is created that allows you to fabricate "sufficient grounds" for initiating criminal cases based on the interests of the participants of this organization, and it includes representatives of all instances, then their discretion will be the only reason for the use of state coercion, without any meaningful connection with the legislation.
"Roof for a year…»
In addition to the criminal case, in the practice of law enforcement agencies, there is also the so-called "case of operational accounting". If an operative of the OBEP, for example, has information from a certain source that a crime is being prepared or committed in a certain commercial structure, then on this basis and with the consent of the head of the OBEP, a case of operational accounting can be opened. On the basis of this case, which is entered into the general closed database of the Ministry of Internal Affairs, an employee can conduct operational activities for up to a year to collect materials for the subsequent initiation of a criminal case. According to respondents from law enforcement agencies, the majority of such cases are terminated and only a small proportion then leads to the initiation of criminal cases.
This is a very significant point. The operational accounting case allows law enforcement officers to legally do two things. First, to put pressure on the business by collecting information and conducting operational activities. Secondly, to ensure the security of the business of individual clients, including the shadow business, because if the operational business is conducted by one employee, then other employees or departments no longer have the right to interfere.
This practice is described by an employee of the department for combating economic crimes. "The largest part of the registered cases is the initiation of these cases of operational accounting without performing proper verification. Once again, so that you understand: what does this mean? This means that the entrepreneur finds — now we are talking about economic affairs-an employee who starts a case of operational accounting for him. It is believed that this employee is developing it. Everyone who has a merchant in their field of vision, with the help of our databases, immediately receives information that this merchant is being developed by such and such a division. Goodbye. Stay out of it. Too late. You can walk under such a roof for a year." That is, the case of operational accounting is a legal means of providing security services to protect the business by operational employees of one division from possible encroachments of other divisions. At the same time, unlike criminal cases, which are regulated by the CPC, the procedure for initiating a case of operational accounting is regulated by departmental orders of the Ministry of Internal Affairs. With the help of operational accounting cases, economic crimes are identified, which, we remember, have a minimum of objective signs, but are artifacts of legislation and the discretion of law enforcement officers.
If operational accounting cases are the business of the operational staff, then criminal cases that are initiated and conducted by investigators and are the objects of prosecutor's supervision are used by employees of the investigative departments (now the Investigative Committee of the Russian Federation) and the Prosecutor's Office.
The OBEP officer explains: "A criminal case is not the prerogative of an operative alone. The conversation here is about the investigation, about the investigator and so on. And in this whole chain, the operative does not play such a big role and receives not so much money compared to what the investigator receives, compared to what the prosecutor receives, compared to what the judge receives. At this stage, you can order. These are extremely serious people with extremely serious intentions. It all depends on the intent. Here you need to understand what a person wants: just annoy a competitor, or you, sorry, want to completely throw this person out of business, or create problems for him for a while, after which he will miss an important loan, or you want to put him in jail. Depending on the goal, the number of people, officials from different organizations with whom you will have to interact, and, accordingly, the amount increases."
The activity of operational staff is focused on the stage of conducting cases of operational accounting and measures at the stage of initiating criminal cases. They can also conduct operational support at the stage of the investigation, but in informal communication with the investigator and the prosecutor. By defining the powers and distribution of power in the criminal process, legislation and departmental instructions indirectly determine who can engage in what type of law enforcement business. For operational employees, this is basically extortion and banal"protection". For investigators and employees of the prosecutor's office — services for regulating competition, redistributing assets, regulating market access.
"You can engage in extortion…»
The case of Andrey Seryapin, a senior operative of the Tax Crimes Department of the Moscow Police Department, and Alexander Pechalov-Morozov, a former FSB officer and director of the private security company Vimpel-AT, who were convicted in August 2010, well illustrates the technique of extortion through operational measures. In 2008, Seryapin provided operational support in a criminal case on tax evasion initiated against a certain construction company DKN. Having falsified several intelligence reports that the offices of two other companies, Delta and MFA, which are in fact not related to DKN in any way, may contain documents allegedly related to the criminal case of DKN, Seryapin and several operational employees searched and seized documents from these companies. As a result, the activities of both companies (they provided financial and consulting services) were paralyzed. Dmitry Danilov, the owner of these companies, turned to his friend, the operative officer of the Moscow Department of Internal Affairs Vitaly Lazarchuk, asking him to find out the reasons for the visit of operatives from the UNC and the seizure of documents. He first frightened the businessman with information that he was going to be put on the order of competitors, and then offered help and brought him to an intermediary, who was a lawyer of the Moscow Regional Bar Association Denis Tumarkin. The latter introduced himself as a friend of the general, the head of the main investigation department of the Moscow Police Department, Ivan Glukhov. For $40 million, the lawyer promised to ensure the closure of the criminal case and the return of the seized documents. Then an additional sum of 12 million rubles was required for the FSB employees, who allegedly want their share. Danilov fulfilled this condition, fearing the bankruptcy of his companies. But then the UNP operative Seryapin, meeting with Danilov, said that the money did not reach him and was appropriated by Lazarchuk and Tumarkin. Seryapin demanded another $ 1.5 million, which Danilov had to transfer through an intermediary, a former FSB employee, the director of the PSC "Vimpel-AT" Pechalov-Morozov. At this point, Danilov turned to the law enforcement agencies, and the mentioned characters were detained while receiving money. The court sentenced Seryapin and Pechalov-Morozov to five years in prison for fraud on a particularly large scale.
In this episode, there is a characteristic technique used by operational employees — fabricating the basis for carrying out operational measures in order to subsequently cause damage to economic entities. Simply put, you need to write a document about an agent report and, as part of the verification of this report, make a search with the seizure of documents. Then you can engage in extortion, and in this episode there is not only the fabrication of grounds for operational actions, but also the appearance of fictitious intermediaries acting on behalf of a high official, the head of the main investigative department, who ex officio has control over the preliminary investigation.
More sophisticated extortion schemes include attempts to introduce shareholders representing law enforcement officers, which poses a direct threat to property rights. Such an episode was described in an interview by the owner of a large trading company. "Four years ago there was a situation, I was opened a criminal case, arrested, interrogated, made it clear that they want to introduce their shareholders or want me to sell the object cheaply. A criminal case that allegedly the sand that was transported for construction was stolen. They conduct searches, while listening to your phone. It's unpleasant when they come and shake out your children's toys." This situation forces the owner of the company to enter into negotiations and look for connections in law enforcement agencies, with the help of which it would be possible to close a criminal case for a certain amount of money. "You go to people you trust. These are not stupid solvers who will then endlessly pull money. And those you know are people who have a conscience. They help you reach the right people. Then you meet someone else, and at some point they just draw a number on a napkin." The payment of a certain amount of money in this case was a means to avoid more serious consequences for the business in the form of redistribution of property rights.
Power partnership
The criminal power entrepreneurship of the 1990s was based not only on extortion and artificially created demand, but also on the business needs for a special kind of services, which were called "power partnerships". Law enforcement entrepreneurship is also supported by business demand for various types of special services, generally similar to those provided by organized criminal groups. These are services related to the redistribution of assets and the regulation of competition, they are ordered and paid for by the business.
Contrary to the generally accepted usage, it is not criminal cases that are ordered, but the impact on a legal entity or individual in order to force certain behavior (transfer of money, sale of an asset, change in price, change in the structure of owners, refusal of any actions). That is, the use of power is paid for, and not the criminal case itself — the legal term only covers the essence of the case. But in order to be able to influence the behavior of other people in their own interests or the interests of customers, as well as to avoid responsibility for the consequences of their actions, individual employees of the authorities or MSG need to fabricate justifications according to the law. Criminal cases are the means of fabricating grounds, but, again, they do not order cases at all, but the actions that they authorize.
A common service is to force the sale of an asset and to reduce its price below the market price. From the point of view of the market and the rational allocation of resources, deviation from free pricing, that is, any forced deviation of the price from the market level, harms the economy. But from the point of view of an individual buyer, the purchase of such a service makes sense if the forced discount is higher than the price of a registered criminal case and operational measures. Following the personal advantage of buying assets at a low price by putting pressure on the seller with the help of a criminal case, an individual businessman supports the market for the services of power entrepreneurs, thereby increasing the overall risks and reproducing a system that is clearly unprofitable for the business as a whole.
An illustrative case of the use of power resources for the redistribution of assets was, for example, the pressure on Mikhail Gutseriev in 2006 to force the sale of the company "Russneft", which he created and aggressively developed over several years. In order to force him to sell the company, "70 criminal cases were initiated against him. They are all closed now. Gutseriev himself in an interview with the newspaper "Vedomosti" after returning from forced emigration said: "There were constant searches at my home, at the top managers of Russneft. My house was under surveillance. They put bailiffs under the windows, they sit, they freeze. I invited them to go up to the house, warm up and have a snack, and they — "not allowed". When you start to worry, your heart aches, you are tormented by doubts, you endlessly scroll through words, actions, and situations in your memory. I couldn't stay in my Russneft while the searches were going on there."
The sale of the company " Euroset "by its creator Yevgeny Chichvarkin was carried out" under " criminal prosecution, from which Chichvarkin, like Gutseriev, disappeared in London. According to the former owner of the perfume holding "Arbat-Prestige" Vladimir Nekrasov, he was forced to sell the company for $3 million, after a criminal case was opened against him and his partner Sergei Schneider (aka Semyon Mogilevich, twice convicted in the USSR) for tax evasion. Both were held under arrest during the preliminary investigation. Nekrasov refused to sell the company cheaply, but later it had to go bankrupt, as the owners spent a year and a half in prison and could not manage it. As a result, the court returned the case for further investigation for lack of evidence, and it was closed, but the company disappeared from the market.
Original message
Коммерческие сети силовиков.
Как фабрикуются и закрываются дела против бизнеса, кто управляет предпринимателями в погонах, почему это влияет на деловой климат в России? Вадим Волков, автор исследования «Силовое предпринимательство», вышедшего в 2002 году, написал новую главу для третьего издания своей книги. В предыдущих главах Вадим Волков анализировал причины возникновения силового предпринимательства в России — бандитов, ЧОПов, коррумпированных силовых ведомств — и сравнивал ситуацию в нашей стране с зарубежной криминальной историей. На этот раз внимание автора сфокусировано на эволюции государственных «силовиков». Forbes публикует отрывки главы «Силовое предпринимательство по закону».
Время господства государственных служащих, вовлеченных в силовое предпринимательство, пришлось на нулевые и было связано с политикой укрепления государства, точнее с ее неудачным и непоследовательным проведением.
Благодаря эпизоду, вошедшему в историю нулевых как «война спецслужб», в прессу попало большое количество информации о том, как организовано силовое предпринимательство государственного образца. В сентябре 2000 года началось расследование уголовного дела о контрабанде мебели из Китая и ее продаже через торговые центры «Три кита» и «Гранд». Но уже в 2002 году по указанию заместителя генерального прокурора Юрия Бирюкова уголовное дело прекращается, а следователь Генпрокуратуры Павел Зайцев, который вел это дело, попадает под следствие и в 2003 году получает условный срок.
После обращения депутатов Госдумы к президенту Владимиру Путину дело возобновляется. Его оперативное сопровождение поручается Федеральной службе по контролю за оборотом наркотиков (ФСКН), которое возглавлял Виктор Черкесов, бывший сослуживец Путина во время его работы в Петербурге и начальник УФСБ по Петербургу и Ленинградской области в 1992–1998 годах. Благодаря оперативным возможностям и организационной независимости ФСКН и дружбе с Черкесовым Путин имел возможность получать независимую от ФСБ информацию о фигурантах дела «Трех китов», среди которых, как предполагалось, были высокопоставленные сотрудники ФСБ. По результатам проведенного ФСКН расследования были уволены начальник управления собственной безопасности ФСБ Александр Купряжкин, начальник службы обеспечения ФСБ Сергей Шишин и замдиректора ФСБ Владимир Анисимов.
В качестве ответной меры — а именно так оценил эти действия председатель ФСКН Черкесов — ФСБ начало расследование так называемой «незаконной» деятельности Департамента оперативного обеспечения ФСКН, именно того подразделения «антинаркотической» службы, на которое возложен сбор и анализ информации. В результате расследования фигурантами ответного уголовного дела стали офицеры ФСКН, МВД, Главного разведывательного управления (ГРУ) Генерального штаба Министерства обороны, Федеральной налоговой службы (ФНС) и сотрудники частного охранного предприятия. По сути, расследуя так называемую «незаконную» деятельность ФСКН, ФСБ наносила удар по бизнесу конкурирующей организации. Хотя судебное заседание по этому делу проходило в закрытом режиме, материалы расследования регулярно передавались в СМИ в течение 2007–2009 годов. Они представляют ценность для социолога не столько с точки зрения фактов (они могли быть и фальсифицированы), сколько тем, что дают представление о способах организации, которыми пользуются сотрудники органов для ведения силового предпринимательства.
Итак, по версии следствия, генерал Александр Бульбов и его подчиненные сотрудники ФСКН Юрий Гевал, Григорий Черевко, Сергей Донченко и Сергей Гусев занимались незаконным прослушиванием телефонных разговоров за частное вознаграждение от коммерческих структур, а также оказанием других услуг по охране и содействию в разрешении коммерческих конфликтов. Это типичный набор услуг в рамках силового партнерства. В уголовном деле фигурируют также заместитель начальника управления специальных технических мероприятий ГУВД Москвы и Московской области Михаил Яныкин. По должности он обладал не только полномочиями по проведению скрытого прослушивания и наблюдения, но и имел в своем распоряжении соответствующие организационные и технические ресурсы. В качестве посредников между ФСКН и МВД в деле организации незаконного прослушивания частных лиц и организаций фигурировали заместитель начальника Московского уголовного розыска Николай Орлов и офицеры (возможно, бывшие) ГРУ Игорь Горохов и Владимир Нестеренко. Еще одним фигурантом дела, предположительно передававшим деньги за «прослушку», был сотрудник Федеральной налоговой службы Александр Качук. Наконец, кроме должностных лиц различных силовых ведомств в деле ФСКН фигурировало частное охранное предприятие с говорящим названием «Немесида», учредителем которого была жена генерала Галина Бульбова. ЧОП выступало в качестве своего рода «отдела продаж», связывая сотрудников ФСКН с клиентами, готовыми заказывать прослушивание разговоров и платить за это.
Заказчики прослушивания не назывались, но потерпевшими, по версии следствия, в период с октября 2006-го по март 2007 года стали руководители РАО ЕЭС, «Роснефти», «Ренессанс Капитала», Альфа-банка, а также члены Совета Федерации и журналисты. Другим эпизодом уголовного дела против ФСКН стало получение Юрием Гевалом денег от гендиректора ОАО «Авиамоторный научно-технический комплекс «Союз» Мкртича Окрояна в размере $3 млн якобы за предоставление защиты от вымогательства акций предприятия неустановленными лицами. По версии следствия, ЧОП «Немесида» также получало регулярные платежи от нескольких компаний.
«Сети поперек ведомств»
Структуре, созданной Бульбовым и его коллегами, и другим аналогичным случаям, которые будут приведены ниже, присущи некоторые общие свойства. Во-первых, эти структуры являются межведомственными. То есть их участники не ограничены сотрудниками какой-либо одной государственной организации, состоящими в отношениях субординации и формального разделения обязанностей, а наоборот, включают сотрудников разных организаций, причем отношения между этими сотрудниками выстроены уже по другим принципам.
Каждый сотрудник вносит в новую неформальную структуру возможности и ресурсы, специфические для организации, в которой он работает, или для занимаемой должности. Если в рамках формальной госструктуры эти ресурсы разделены (оперативные действия, специальные мероприятия, следствие, надзор), то в рамках новой структуры они могут быть скомбинированы по-новому. Формальные ограничения тем самым нейтрализуются, а административные и силовые ресурсы задействованы без процессуальных ограничений и использованы для извлечения дохода. Например, сотрудники одной организации привносят связи с политическим руководством страны (прикрытие), другие — технические средства добывания информации, третьи — ведения следственных действий, четвертые — нейтрализацию функции надзора, пятые выступают как посредники или связующие звенья с бизнесом, шестые — возможности влияния на суды, и т. п.
Вторая особенность государственного силового предпринимательства состоит в сетевой организации. Это значит, что такая организация построена по принципам личных и горизонтальных отношений между государственными служащими, которые не предусмотрены формальной организацией. Сетевая организация является более гибкой в том смысле, что по мере необходимости она может задействовать новые звенья, временно «подключать» кого-либо для решения конкретной задачи. Такая сеть складывается поперек иерархии и должностной структуры госорганизаций, отменяя формальные должности и ранги, переопределяя статусы по-новому — в зависимости от того, кто какие задачи может решить в рамках коммерческих проектов группы.
Исходя из этих особенностей, мы можем обозначить это явление как «межведомственные сетевые группировки» (МСГ). Государственные служащие входят в МСГ не целыми отделами или управлениями — это было бы гораздо труднее скрыть и труднее совмещать с официальной службой, — а по одному или по несколько человек из различных ведомств или отделов. МСГ позволяют совмещать служебные обязанности с реализацией коммерческих интересов именно благодаря тому, что они не используют официальные структуры, а рекомбинируют их, включая в новую сеть.
В сентябре 2006 года был вынесен приговор участникам преступного сообщества, в состав которого входили генерал-лейтенант МЧС Владимир Ганеев, который занимал должность начальника управления безопасности МЧС, полковник милиции и заместитель начальника второго («убойного») отдела Московского уголовного розыска Евгений Тараторин, два заместителя отдела по контролю за незаконным оборотом оружия МУРа Юрий Самолкин и Владимир Лысаков, также в звании полковников, и еще три старших оперуполномоченных того же подразделения в звании подполковников. Эта МСГ была образована «поперек» двух ведомств, МЧС и МВД, соединяя политический ресурс Ганеева, который был заместителем министра, и оперативные возможности сотрудников двух отделов МУРа на уровне замов. При МСГ Ганеева было также частное охранное предприятие. По версии следствия, группировка занималась вымогательством денег у предпринимателей путем возбуждения уголовных дел и предоставлением охранных услуг частным компаниям.
Контуры МСГ просматриваются и в деле о «крышевании» подпольного игорного бизнеса в Московской области (расследование до сих пор не закончено. — Forbes). В деле фигурирует предприниматель Иван Назаров, управлявший сетью казино, и не менее десяти сотрудников разных правоохранительных ведомств, которые, по показаниям Назарова, получали платежи в обмен на возможность продолжения незаконного игорного бизнеса. Исходя из того, кто был арестован в рамках этого уголовного дела, можно представить структуру этой МСГ. В нее входило несколько сотрудников прокуратуры, включая заместителя прокурора Московской области Александра Игнатенко, начальника управления прокуратуры по надзору за следствием Николая Урумова, прокуроров Ногинска и Клина, бывших прокуроров Одинцово и Серпухова; бывший сотрудник ГУВД Московской области, игравший роль посредника и доверенного лица начальника ГУВД Николая Головкина; три сотрудника Управления по борьбе с экономическими преступлениями (УБЭП) Московской области (подполковник, майор и капитан), а также два сотрудника управления «К» Бюро специальных технических мероприятий МВД, занимающегося преступлениями в сфере высоких технологий (полковник и подполковник).
В этой МСГ скомбинированы технические и административные ресурсы как минимум трех организаций: власть прокуратуры, которая контролирует возбуждение уголовных дел и следствие, причем в нескольких районах области; технические возможности сотрудников управления «К» МВД (занимались прослушиванием и сбором информации как о действиях других участников МСГ, так и о бизнесменах, на которых потом заводились дела); оперативные возможности УБЭП по выявлению «экономических преступлений».
В случае с организованными преступными группировками (ОПГ) возникновение жесткой иерархической организации объясняется необходимостью дисциплины и контроля насилия в условиях конкуренции с другими ОПГ и опасности, исходящей от государства. Членство в ОПГ или в мафиозной семье было основным статусом индивида, а верность семье — одним из главных принципов членства. МСГ также является неформальной организацией, но принадлежность ее участников к другим организациям не противоречит участию в МСГ, а, наоборот, подразумевается и является условием включения в МСГ. Ее участники ценны постольку, поскольку занимают определенные должности, которые дают возможность действовать от имени государства, либо имеют доверительные связи с действующими госслужащими, что, как правило, характерно для «бывших». МСГ по сути своей оппортунистичны, так как членство в них является вторичной занятостью, и деятельность в интересах МСГ не поглощает все время участников, а осуществляется эпизодически. Соответственно, участие в МСГ предполагает умение совмещать его с выполнением прямых обязанностей. Эта особенность характерна для так называемых «подразделений по борьбе с экономическими преступлениями», где подозреваемыми являются директора или владельцы компаний, а оперативные мероприятия, которые сотрудники ОБЭПов проводят по долгу службы, являются одновременно средством вымогательства или навязывания регулярных платежей.
Возможности нанесения ущерба работе хозяйствующего субъекта путем проведения оперативных мероприятий и следственных действий по уголовному делу дают возможность госслужащим заниматься силовым предпринимательством. Так же, как и в более ранней, бандитской форме, силовое предпринимательство по закону может варьироваться от простого вымогательства к более сложному набору услуг и долгосрочным видам силового партнерства. Решающее значение имеет возможность нарушения делового оборота компании, а также физического принуждения, то есть арест и возможность длительного лишения свободы, а также пытки и другие формы физического воздействия.
С правовой точки зрения использование ресурсов государства осуществляется в рамках уголовного дела, для возбуждения которого необходимы достаточные признаки состава преступления. Но наличие достаточных оснований зависит от усмотрения отдельных людей, причем степень зависимости меняется по видам преступлений. В случае обнаружения объективных признаков (труп, телесные повреждения, следы взлома) или заявления потерпевшего основания для возбуждения уголовного дела существуют независимо от позиции сотрудников правоохранительных органов. В других случаях, особенно в сфере экономических преступлений, которые во многом зависят от того, какие деяния криминализованы и как описаны, наличие так называемых достаточных оснований в гораздо большей степени зависит от активности и усмотрения отдельных людей. Если создается такая социальная организация (МСГ), которая позволяет фабриковать «достаточные основания» для возбуждения уголовных дел исходя из интересов участников этой организации, и в нее входят представители всех инстанций, то их усмотрение будет единственным основанием для применения государственного принуждения вне всякой содержательной связи с законодательством.
«Крыша на год…»
Помимо уголовного дела в практике правоохранительных органов существует еще так называемое «дело оперативного учета». Если у оперуполномоченного ОБЭПа, например, имеется информация от некоего источника о том, что в некой коммерческой структуре готовится или совершается преступление, то на этом основании и с согласия начальника ОБЭПа может быть заведено дело оперативного учета. На основании этого дела, которое вводится в общую закрытую базу МВД, сотрудник может до года вести оперативные мероприятия для сбора материалов для последующего возбуждения уголовного дела. По данным респондентов из правоохранительных органов, большинство таких дел прекращается и только небольшая доля потом ведет к возбуждению уголовных дел.
Это очень существенный момент. Дело оперативного учета позволяет сотрудникам правоохранительных органов на законных основаниях делать две вещи. Во-первых, оказывать давление на бизнес посредством сбора информации и проведения оперативных мероприятий. Во-вторых, обеспечивать безопасность бизнеса отдельных клиентов, в том числе теневого бизнеса, поскольку если оперативное дело ведет один сотрудник, то другие сотрудники или подразделения уже не имеют права вмешиваться.
Такую практику описывает сотрудник подразделения по борьбе с экономическими преступлениями. «Наибольшая часть заказных дел является возбуждением вот этих дел оперативного учета без произведения надлежащей проверки. Еще раз, чтоб вы понимали: что это значит? Это значит, что предприниматель находит — сейчас мы говорим про экономические дела — сотрудника, который заводит на него дело оперативного учета. Считается, что этот сотрудник его разрабатывает. Все, в чье поле зрения попал коммерсант, с помощью наших баз тут же получают информацию о том, что данный коммерсант разрабатывается таким-то, таким-то подразделением. Все. До свидания. Не лезьте. Опоздали. Под такой крышей можно ходить год».
То есть дело оперативного учета является легальным средством оказания охранных услуг по защите бизнеса оперативными сотрудниками одного подразделения от возможных посягательств других подразделений. При этом в отличие от уголовных дел, которые регулируются УПК, процедура возбуждения дела оперативного учета регулируется ведомственными приказами МВД. С помощью дел оперативного учета происходит выявление экономических преступлений, которые, мы помним, имеют минимум объективных признаков, а являются артефактами законодательства и усмотрения правоприменителей.
Если дела оперативного учета являются бизнесом оперативного состава, то уголовные дела, которые возбуждаются и ведутся следователями и являются объектами прокурорского надзора, используются сотрудниками следственных управлений (теперь Следственного комитета РФ) и прокуратуры.
Сотрудник ОБЭП поясняет: «Уголовное дело — это не прерогатива одного только оперативника. Разговор тут идет о следствии, про следователя и далее. И во всей этой цепочке оперативник играет не такую уж и большую роль и получает не такие уж большие деньги по сравнению с тем, что получает следователь, по сравнению с тем, что получает прокурор, по сравнению с тем, что получает судья. На этой стадии можно заказывать. Это крайне серьезные люди с крайне серьезными намерениями. Все зависит от намерений. Тут нужно понимать, что человек хочет: просто насолить конкуренту, либо вы, пардон, хотите этого человека полностью выбросить из бизнеса, либо создать ему на какое-то время проблемы, после которых он упустит важный какой-то кредит, либо вы его хотите посадить. В зависимости от цели возрастает количество людей, должностных лиц из разных организаций, с которыми вы должны будете взаимодействовать, и, соответственно, суммы».
Активность оперативных сотрудников сосредоточена на стадии ведения дел оперативного учета и мероприятий на стадии возбуждения уголовных дел. Они также могут вести оперативное сопровождение на стадии расследования, но уже в неформальной связке со следователем и прокурором. Определяя полномочия и распределение власти в рамках уголовного процесса, законодательство и ведомственные инструкции косвенно определяют и то, кто может заниматься каким видом силового предпринимательства. Для оперативных сотрудников — это в основном вымогательство и банальное «крышевание». Для следователей и сотрудников прокуратуры — услуги по регулированию конкуренции, перераспределению активов, регулирование доступа на рынок.
«Можно заниматься вымогательством…»
Дело старшего оперуполномоченного управления по налоговым преступлениям ГУВД Москвы Андрея Серяпина и бывшего сотрудника ФСБ и директора ЧОП «Вымпел-АТ» Александра Печалова-Морозова, осужденных в августе 2010 года, хорошо иллюстрирует технику вымогательства посредством проведения оперативных мероприятий. В 2008 году Серяпин осуществлял оперативное сопровождение по уголовному делу об уклонении от уплаты налогов, возбужденному в отношении некой строительной компании ДКН. Фальсифицировав несколько агентурных сообщений о том, что в офисах двух других компаний, «Дельта» и МФА, на самом деле никак не связанных с ДКН, могут храниться документы, якобы имеющие отношение к уголовному делу компании ДКН, Серяпин с несколькими оперативными сотрудниками произвел обыск и изъял документы в этих компаниях. В результате деятельность обеих компаний (они оказывали финансовые и консалтинговые услуги) была парализована. Дмитрий Данилов, владелец этих компаний, обратился к своему знакомому оперативному сотруднику УВД Москвы Виталию Лазарчуку, попросив его выяснить причины визита оперативников из УНК и изъятия документов. Тот сначала напугал бизнесмена информацией о том, что его собираются посадить по заказу конкурентов, а потом предложил помощь и вывел на посредника, которым был адвокат Московской областной коллегии адвокатов Денис Тумаркин. Последний представился другом генерала, начальника главного следственного управления ГУВД Москвы Ивана Глухова. За $40 млн адвокат пообещал обеспечить закрытие уголовного дела и возврат изъятых документов. Потом потребовалась еще дополнительная сумма в 12 млн рублей для сотрудников ФСБ, которые якобы хотят свою долю. Данилов выполнил и это условие, опасаясь банкротства своих компаний. Но потом оперативник УНП Серяпин, встретившись с Даниловым, заявил, что деньги до него не дошли и были присвоены Лазарчуком и Тумаркиным. Серяпин потребовал еще $1,5 млн, которые Данилов должен был передать через посредника, бывшего сотрудника ФСБ, директора ЧОП «Вымпел-АТ» Печалова-Морозова. В этот момент Данилов обратился в правоохранительные органы, и упомянутые персонажи были задержаны при получении денег. Суд приговорил Серяпина и Печалова-Морозова к пяти годам лишения свободы за мошенничество в особо крупном размере.
В этом эпизоде есть характерный прием, используемый оперативными сотрудниками, — фабрикация основания для осуществления оперативных мероприятий в целях последующего нанесения ущерба хозяйствующим субъектам. Попросту говоря, надо написать документ про агентурное донесение и в рамках проверки этого донесения произвести обыск с выемкой документов. Дальше можно заниматься вымогательством, причем в этом эпизоде присутствует не только фабрикация оснований для оперативных действий, но и появление фиктивных посредников, действовавших от имени высокого должностного лица, руководителя главного следственного управления, который по должности имеет контроль над предварительным следствием.
Более сложные схемы вымогательства включают попытки ввести акционеров, представляющих интересы сотрудников правоохранительных органов, что создает прямую угрозу правам собственности. Такой эпизод описывал в интервью владелец крупной торговой компании. «Четыре года назад была ситуация, на меня завели уголовное дело, арестовали, допрашивали, давали понять, что хотят ввести своих акционеров или хотят, чтобы я продал объект задешево. Уголовное дело, что якобы песок, который везли для стройки, был ворованный. Проводят обыски, при этом слушают твой телефон. Неприятно, когда приходят и вытряхивают игрушки твоих детей». Эта ситуация заставляет владельца компании вступать в переговоры и искать связи в правоохранительных органах, с помощью которых можно было бы закрыть уголовное дело за определенные деньги. «Идешь к людям, которым доверяешь. Это не глупые решальщики, которые потом бесконечно деньги тянуть будут. А те, кого знаешь, люди, которые имеют совесть. Они помогают выйти на нужных людей. Дальше встречаешься с другим, он в какой-то момент просто рисует цифру на салфетке». Выплата некоторой суммы денег в этом случае была средством избежать более серьезных последствий для бизнеса в виде перераспределения прав собственности.
Силовое партнерство
Криминальное силовое предпринимательство 1990-х держалось не только на вымогательстве и искусственно создаваемом спросе, но и на потребности бизнеса в особого рода услугах, которые были названы «силовым партнерством». Силовое предпринимательство по закону также поддерживается спросом со стороны бизнеса на различные виды особых услуг, в целом похожих на те, которые оказывали ОПГ. Это услуги, связанные с перераспределением активов и регулированием конкуренции, они заказываются и оплачиваются бизнесом.
Вопреки общепринятому словоупотреблению заказываются не уголовные дела, а воздействие на юридическое или физическое лицо с целью принуждения к определенному поведению (перечислению денег, продаже актива, изменению цены, изменению структуры собственников, отказ от каких-либо действий). То есть оплачивается применение власти, а не само уголовное дело — юридический термин только прикрывает суть дела. Но для того чтобы иметь возможность воздействовать на поведение других людей в своих интересах или интересах заказчиков, а также избегать ответственности за последствия своих действий, отдельным сотрудникам органов или МСГ необходимо фабриковать обоснования по закону. Способами фабрикации оснований являются уголовные дела, но заказывают, повторим, отнюдь не дела, а действия, которые они санкционируют.
Распространенной услугой является принуждение к продаже актива и к снижению его цены ниже рыночной. С точки зрения рынка и рационального размещения ресурсов отклонение от свободного ценообразования, то есть любое принудительное отклонение цены от рыночного уровня, наносит ущерб экономике. Но с точки зрения индивидуального покупателя покупка такой услуги имеет смысл, если принудительный дисконт выше, чем цена заказного уголовного дела и оперативных мероприятий. Следуя личной выгоде при покупке активов по заниженной цене за счет давления на продавца с помощью уголовного дела, отдельный бизнесмен поддерживает рынок услуг силовых предпринимателей, тем самым повышая общие риски и воспроизводя систему, которая явно невыгодна для бизнеса в целом.
Показательным случаем использования силового ресурса для перераспределения активов было, например, давление на Михаила Гуцериева в 2006 году с целью принуждения к продаже компании «Русснефть», которую тот создал и агрессивно развивал на протяжении нескольких лет. Для того чтобы вынудить его продать компанию, против него «возбудили 70 уголовных дел. Сейчас все они закрыты. Сам Гуцериев в интервью газете «Ведомости» после возвращения из вынужденной эмиграции рассказал: «Постоянно шли обыски у меня дома, у топ-менеджеров «Русснефти». За моим домом установили слежку. Под окнами посадили приставов, сидят, мерзнут. Я их пригласил подняться в дом, погреться и перекусить, а они — «не положено». Когда начинаешь переживать, болит сердце, мучают сомнения, без конца прокручиваешь в памяти слова, поступки, ситуации. Я не мог находиться в моей «Русснефти», пока там шли обыски».
Продажа компании «Евросеть» ее создателем Евгением Чичваркиным осуществлялась «под» уголовным преследованием, от которого Чичваркин, как и Гуцериев, скрылся в Лондоне. По словам уже бывшего владельца парфюмерного холдинга «Арбат-Престиж» Владимира Некрасова, его вынуждали продать компанию за $3 млн, после того как против него и его партнера Сергея Шнайдера (он же дважды судимый в СССР Семен Могилевич) возбудили уголовное дело за неуплату налогов. Оба содержались под арестом во время предварительного следствия. Некрасов отказался продать компанию дешево, но впоследствии ее пришлось обанкротить, так как владельцы провели в заключении полтора года и не смогли ею управлять. В итоге суд вернул дело на доследование за отсутствием доказательств, и оно было закрыто, но компания исчезла с рынка.
Образцы подобных действий были созданы руководством страны в форме сначала дела Владимира Гусинского, которого под уголовным преследованием вынудили покинуть страну и продать активы, а затем «дела ЮКОСа» в 2003–2005 годах, которое послужило для правоохранительных органов своего рода сигналом об изменении политики и приемлемости использования уголовных дел для перераспределения собственности — уже как бизнеса, без всякой политики.
Масштабы этого явления помимо громких случаев установить достаточно трудно, тем более что часть заказов на воздействие на конкурентов могла проходить в форме дел оперативного учета, которые не отражаются в статистике, а часть — в форме оперативных действий, не доведенных до возбуждения уголовного дела. Но и одной статистики уголовных дел по типичным экономическим статьям, таким как ст. 159 «Мошенничество» и ст. 22 главы УК («Преступления в сфере экономической деятельности»), достаточно, чтобы получить представление о распространении в России силового предпринимательства. Анализ официальной статистики МВД показывает значительный и опережающий рост числа зарегистрированных преступлений экономической направленности, то есть возбужденных уголовных дел, по сравнению с делами, которые передавались в суды, а также с числом вынесенных приговоров. То есть активность правоохранительных органов по возбуждению уголовных дел без судебной перспективы росла, причем особенно быстро в период с 2004-го по 2006 год, за который это число удвоилось. Аналогичную динамику демонстрировал и показатель количества возбужденных дел по статье 159 УК РФ «Мошенничество».
Источник: https://www.forbes.ru/ekonomika/vlast/74 ... -silovikov
Как фабрикуются и закрываются дела против бизнеса, кто управляет предпринимателями в погонах, почему это влияет на деловой климат в России? Вадим Волков, автор исследования «Силовое предпринимательство», вышедшего в 2002 году, написал новую главу для третьего издания своей книги. В предыдущих главах Вадим Волков анализировал причины возникновения силового предпринимательства в России — бандитов, ЧОПов, коррумпированных силовых ведомств — и сравнивал ситуацию в нашей стране с зарубежной криминальной историей. На этот раз внимание автора сфокусировано на эволюции государственных «силовиков». Forbes публикует отрывки главы «Силовое предпринимательство по закону».
Время господства государственных служащих, вовлеченных в силовое предпринимательство, пришлось на нулевые и было связано с политикой укрепления государства, точнее с ее неудачным и непоследовательным проведением.
Благодаря эпизоду, вошедшему в историю нулевых как «война спецслужб», в прессу попало большое количество информации о том, как организовано силовое предпринимательство государственного образца. В сентябре 2000 года началось расследование уголовного дела о контрабанде мебели из Китая и ее продаже через торговые центры «Три кита» и «Гранд». Но уже в 2002 году по указанию заместителя генерального прокурора Юрия Бирюкова уголовное дело прекращается, а следователь Генпрокуратуры Павел Зайцев, который вел это дело, попадает под следствие и в 2003 году получает условный срок.
После обращения депутатов Госдумы к президенту Владимиру Путину дело возобновляется. Его оперативное сопровождение поручается Федеральной службе по контролю за оборотом наркотиков (ФСКН), которое возглавлял Виктор Черкесов, бывший сослуживец Путина во время его работы в Петербурге и начальник УФСБ по Петербургу и Ленинградской области в 1992–1998 годах. Благодаря оперативным возможностям и организационной независимости ФСКН и дружбе с Черкесовым Путин имел возможность получать независимую от ФСБ информацию о фигурантах дела «Трех китов», среди которых, как предполагалось, были высокопоставленные сотрудники ФСБ. По результатам проведенного ФСКН расследования были уволены начальник управления собственной безопасности ФСБ Александр Купряжкин, начальник службы обеспечения ФСБ Сергей Шишин и замдиректора ФСБ Владимир Анисимов.
В качестве ответной меры — а именно так оценил эти действия председатель ФСКН Черкесов — ФСБ начало расследование так называемой «незаконной» деятельности Департамента оперативного обеспечения ФСКН, именно того подразделения «антинаркотической» службы, на которое возложен сбор и анализ информации. В результате расследования фигурантами ответного уголовного дела стали офицеры ФСКН, МВД, Главного разведывательного управления (ГРУ) Генерального штаба Министерства обороны, Федеральной налоговой службы (ФНС) и сотрудники частного охранного предприятия. По сути, расследуя так называемую «незаконную» деятельность ФСКН, ФСБ наносила удар по бизнесу конкурирующей организации. Хотя судебное заседание по этому делу проходило в закрытом режиме, материалы расследования регулярно передавались в СМИ в течение 2007–2009 годов. Они представляют ценность для социолога не столько с точки зрения фактов (они могли быть и фальсифицированы), сколько тем, что дают представление о способах организации, которыми пользуются сотрудники органов для ведения силового предпринимательства.
Итак, по версии следствия, генерал Александр Бульбов и его подчиненные сотрудники ФСКН Юрий Гевал, Григорий Черевко, Сергей Донченко и Сергей Гусев занимались незаконным прослушиванием телефонных разговоров за частное вознаграждение от коммерческих структур, а также оказанием других услуг по охране и содействию в разрешении коммерческих конфликтов. Это типичный набор услуг в рамках силового партнерства. В уголовном деле фигурируют также заместитель начальника управления специальных технических мероприятий ГУВД Москвы и Московской области Михаил Яныкин. По должности он обладал не только полномочиями по проведению скрытого прослушивания и наблюдения, но и имел в своем распоряжении соответствующие организационные и технические ресурсы. В качестве посредников между ФСКН и МВД в деле организации незаконного прослушивания частных лиц и организаций фигурировали заместитель начальника Московского уголовного розыска Николай Орлов и офицеры (возможно, бывшие) ГРУ Игорь Горохов и Владимир Нестеренко. Еще одним фигурантом дела, предположительно передававшим деньги за «прослушку», был сотрудник Федеральной налоговой службы Александр Качук. Наконец, кроме должностных лиц различных силовых ведомств в деле ФСКН фигурировало частное охранное предприятие с говорящим названием «Немесида», учредителем которого была жена генерала Галина Бульбова. ЧОП выступало в качестве своего рода «отдела продаж», связывая сотрудников ФСКН с клиентами, готовыми заказывать прослушивание разговоров и платить за это.
Заказчики прослушивания не назывались, но потерпевшими, по версии следствия, в период с октября 2006-го по март 2007 года стали руководители РАО ЕЭС, «Роснефти», «Ренессанс Капитала», Альфа-банка, а также члены Совета Федерации и журналисты. Другим эпизодом уголовного дела против ФСКН стало получение Юрием Гевалом денег от гендиректора ОАО «Авиамоторный научно-технический комплекс «Союз» Мкртича Окрояна в размере $3 млн якобы за предоставление защиты от вымогательства акций предприятия неустановленными лицами. По версии следствия, ЧОП «Немесида» также получало регулярные платежи от нескольких компаний.
«Сети поперек ведомств»
Структуре, созданной Бульбовым и его коллегами, и другим аналогичным случаям, которые будут приведены ниже, присущи некоторые общие свойства. Во-первых, эти структуры являются межведомственными. То есть их участники не ограничены сотрудниками какой-либо одной государственной организации, состоящими в отношениях субординации и формального разделения обязанностей, а наоборот, включают сотрудников разных организаций, причем отношения между этими сотрудниками выстроены уже по другим принципам.
Каждый сотрудник вносит в новую неформальную структуру возможности и ресурсы, специфические для организации, в которой он работает, или для занимаемой должности. Если в рамках формальной госструктуры эти ресурсы разделены (оперативные действия, специальные мероприятия, следствие, надзор), то в рамках новой структуры они могут быть скомбинированы по-новому. Формальные ограничения тем самым нейтрализуются, а административные и силовые ресурсы задействованы без процессуальных ограничений и использованы для извлечения дохода. Например, сотрудники одной организации привносят связи с политическим руководством страны (прикрытие), другие — технические средства добывания информации, третьи — ведения следственных действий, четвертые — нейтрализацию функции надзора, пятые выступают как посредники или связующие звенья с бизнесом, шестые — возможности влияния на суды, и т. п.
Вторая особенность государственного силового предпринимательства состоит в сетевой организации. Это значит, что такая организация построена по принципам личных и горизонтальных отношений между государственными служащими, которые не предусмотрены формальной организацией. Сетевая организация является более гибкой в том смысле, что по мере необходимости она может задействовать новые звенья, временно «подключать» кого-либо для решения конкретной задачи. Такая сеть складывается поперек иерархии и должностной структуры госорганизаций, отменяя формальные должности и ранги, переопределяя статусы по-новому — в зависимости от того, кто какие задачи может решить в рамках коммерческих проектов группы.
Исходя из этих особенностей, мы можем обозначить это явление как «межведомственные сетевые группировки» (МСГ). Государственные служащие входят в МСГ не целыми отделами или управлениями — это было бы гораздо труднее скрыть и труднее совмещать с официальной службой, — а по одному или по несколько человек из различных ведомств или отделов. МСГ позволяют совмещать служебные обязанности с реализацией коммерческих интересов именно благодаря тому, что они не используют официальные структуры, а рекомбинируют их, включая в новую сеть.
В сентябре 2006 года был вынесен приговор участникам преступного сообщества, в состав которого входили генерал-лейтенант МЧС Владимир Ганеев, который занимал должность начальника управления безопасности МЧС, полковник милиции и заместитель начальника второго («убойного») отдела Московского уголовного розыска Евгений Тараторин, два заместителя отдела по контролю за незаконным оборотом оружия МУРа Юрий Самолкин и Владимир Лысаков, также в звании полковников, и еще три старших оперуполномоченных того же подразделения в звании подполковников. Эта МСГ была образована «поперек» двух ведомств, МЧС и МВД, соединяя политический ресурс Ганеева, который был заместителем министра, и оперативные возможности сотрудников двух отделов МУРа на уровне замов. При МСГ Ганеева было также частное охранное предприятие. По версии следствия, группировка занималась вымогательством денег у предпринимателей путем возбуждения уголовных дел и предоставлением охранных услуг частным компаниям.
Контуры МСГ просматриваются и в деле о «крышевании» подпольного игорного бизнеса в Московской области (расследование до сих пор не закончено. — Forbes). В деле фигурирует предприниматель Иван Назаров, управлявший сетью казино, и не менее десяти сотрудников разных правоохранительных ведомств, которые, по показаниям Назарова, получали платежи в обмен на возможность продолжения незаконного игорного бизнеса. Исходя из того, кто был арестован в рамках этого уголовного дела, можно представить структуру этой МСГ. В нее входило несколько сотрудников прокуратуры, включая заместителя прокурора Московской области Александра Игнатенко, начальника управления прокуратуры по надзору за следствием Николая Урумова, прокуроров Ногинска и Клина, бывших прокуроров Одинцово и Серпухова; бывший сотрудник ГУВД Московской области, игравший роль посредника и доверенного лица начальника ГУВД Николая Головкина; три сотрудника Управления по борьбе с экономическими преступлениями (УБЭП) Московской области (подполковник, майор и капитан), а также два сотрудника управления «К» Бюро специальных технических мероприятий МВД, занимающегося преступлениями в сфере высоких технологий (полковник и подполковник).
В этой МСГ скомбинированы технические и административные ресурсы как минимум трех организаций: власть прокуратуры, которая контролирует возбуждение уголовных дел и следствие, причем в нескольких районах области; технические возможности сотрудников управления «К» МВД (занимались прослушиванием и сбором информации как о действиях других участников МСГ, так и о бизнесменах, на которых потом заводились дела); оперативные возможности УБЭП по выявлению «экономических преступлений».
В случае с организованными преступными группировками (ОПГ) возникновение жесткой иерархической организации объясняется необходимостью дисциплины и контроля насилия в условиях конкуренции с другими ОПГ и опасности, исходящей от государства. Членство в ОПГ или в мафиозной семье было основным статусом индивида, а верность семье — одним из главных принципов членства. МСГ также является неформальной организацией, но принадлежность ее участников к другим организациям не противоречит участию в МСГ, а, наоборот, подразумевается и является условием включения в МСГ. Ее участники ценны постольку, поскольку занимают определенные должности, которые дают возможность действовать от имени государства, либо имеют доверительные связи с действующими госслужащими, что, как правило, характерно для «бывших». МСГ по сути своей оппортунистичны, так как членство в них является вторичной занятостью, и деятельность в интересах МСГ не поглощает все время участников, а осуществляется эпизодически. Соответственно, участие в МСГ предполагает умение совмещать его с выполнением прямых обязанностей. Эта особенность характерна для так называемых «подразделений по борьбе с экономическими преступлениями», где подозреваемыми являются директора или владельцы компаний, а оперативные мероприятия, которые сотрудники ОБЭПов проводят по долгу службы, являются одновременно средством вымогательства или навязывания регулярных платежей.
Возможности нанесения ущерба работе хозяйствующего субъекта путем проведения оперативных мероприятий и следственных действий по уголовному делу дают возможность госслужащим заниматься силовым предпринимательством. Так же, как и в более ранней, бандитской форме, силовое предпринимательство по закону может варьироваться от простого вымогательства к более сложному набору услуг и долгосрочным видам силового партнерства. Решающее значение имеет возможность нарушения делового оборота компании, а также физического принуждения, то есть арест и возможность длительного лишения свободы, а также пытки и другие формы физического воздействия.
С правовой точки зрения использование ресурсов государства осуществляется в рамках уголовного дела, для возбуждения которого необходимы достаточные признаки состава преступления. Но наличие достаточных оснований зависит от усмотрения отдельных людей, причем степень зависимости меняется по видам преступлений. В случае обнаружения объективных признаков (труп, телесные повреждения, следы взлома) или заявления потерпевшего основания для возбуждения уголовного дела существуют независимо от позиции сотрудников правоохранительных органов. В других случаях, особенно в сфере экономических преступлений, которые во многом зависят от того, какие деяния криминализованы и как описаны, наличие так называемых достаточных оснований в гораздо большей степени зависит от активности и усмотрения отдельных людей. Если создается такая социальная организация (МСГ), которая позволяет фабриковать «достаточные основания» для возбуждения уголовных дел исходя из интересов участников этой организации, и в нее входят представители всех инстанций, то их усмотрение будет единственным основанием для применения государственного принуждения вне всякой содержательной связи с законодательством.
«Крыша на год…»
Помимо уголовного дела в практике правоохранительных органов существует еще так называемое «дело оперативного учета». Если у оперуполномоченного ОБЭПа, например, имеется информация от некоего источника о том, что в некой коммерческой структуре готовится или совершается преступление, то на этом основании и с согласия начальника ОБЭПа может быть заведено дело оперативного учета. На основании этого дела, которое вводится в общую закрытую базу МВД, сотрудник может до года вести оперативные мероприятия для сбора материалов для последующего возбуждения уголовного дела. По данным респондентов из правоохранительных органов, большинство таких дел прекращается и только небольшая доля потом ведет к возбуждению уголовных дел.
Это очень существенный момент. Дело оперативного учета позволяет сотрудникам правоохранительных органов на законных основаниях делать две вещи. Во-первых, оказывать давление на бизнес посредством сбора информации и проведения оперативных мероприятий. Во-вторых, обеспечивать безопасность бизнеса отдельных клиентов, в том числе теневого бизнеса, поскольку если оперативное дело ведет один сотрудник, то другие сотрудники или подразделения уже не имеют права вмешиваться.
Такую практику описывает сотрудник подразделения по борьбе с экономическими преступлениями. «Наибольшая часть заказных дел является возбуждением вот этих дел оперативного учета без произведения надлежащей проверки. Еще раз, чтоб вы понимали: что это значит? Это значит, что предприниматель находит — сейчас мы говорим про экономические дела — сотрудника, который заводит на него дело оперативного учета. Считается, что этот сотрудник его разрабатывает. Все, в чье поле зрения попал коммерсант, с помощью наших баз тут же получают информацию о том, что данный коммерсант разрабатывается таким-то, таким-то подразделением. Все. До свидания. Не лезьте. Опоздали. Под такой крышей можно ходить год».
То есть дело оперативного учета является легальным средством оказания охранных услуг по защите бизнеса оперативными сотрудниками одного подразделения от возможных посягательств других подразделений. При этом в отличие от уголовных дел, которые регулируются УПК, процедура возбуждения дела оперативного учета регулируется ведомственными приказами МВД. С помощью дел оперативного учета происходит выявление экономических преступлений, которые, мы помним, имеют минимум объективных признаков, а являются артефактами законодательства и усмотрения правоприменителей.
Если дела оперативного учета являются бизнесом оперативного состава, то уголовные дела, которые возбуждаются и ведутся следователями и являются объектами прокурорского надзора, используются сотрудниками следственных управлений (теперь Следственного комитета РФ) и прокуратуры.
Сотрудник ОБЭП поясняет: «Уголовное дело — это не прерогатива одного только оперативника. Разговор тут идет о следствии, про следователя и далее. И во всей этой цепочке оперативник играет не такую уж и большую роль и получает не такие уж большие деньги по сравнению с тем, что получает следователь, по сравнению с тем, что получает прокурор, по сравнению с тем, что получает судья. На этой стадии можно заказывать. Это крайне серьезные люди с крайне серьезными намерениями. Все зависит от намерений. Тут нужно понимать, что человек хочет: просто насолить конкуренту, либо вы, пардон, хотите этого человека полностью выбросить из бизнеса, либо создать ему на какое-то время проблемы, после которых он упустит важный какой-то кредит, либо вы его хотите посадить. В зависимости от цели возрастает количество людей, должностных лиц из разных организаций, с которыми вы должны будете взаимодействовать, и, соответственно, суммы».
Активность оперативных сотрудников сосредоточена на стадии ведения дел оперативного учета и мероприятий на стадии возбуждения уголовных дел. Они также могут вести оперативное сопровождение на стадии расследования, но уже в неформальной связке со следователем и прокурором. Определяя полномочия и распределение власти в рамках уголовного процесса, законодательство и ведомственные инструкции косвенно определяют и то, кто может заниматься каким видом силового предпринимательства. Для оперативных сотрудников — это в основном вымогательство и банальное «крышевание». Для следователей и сотрудников прокуратуры — услуги по регулированию конкуренции, перераспределению активов, регулирование доступа на рынок.
«Можно заниматься вымогательством…»
Дело старшего оперуполномоченного управления по налоговым преступлениям ГУВД Москвы Андрея Серяпина и бывшего сотрудника ФСБ и директора ЧОП «Вымпел-АТ» Александра Печалова-Морозова, осужденных в августе 2010 года, хорошо иллюстрирует технику вымогательства посредством проведения оперативных мероприятий. В 2008 году Серяпин осуществлял оперативное сопровождение по уголовному делу об уклонении от уплаты налогов, возбужденному в отношении некой строительной компании ДКН. Фальсифицировав несколько агентурных сообщений о том, что в офисах двух других компаний, «Дельта» и МФА, на самом деле никак не связанных с ДКН, могут храниться документы, якобы имеющие отношение к уголовному делу компании ДКН, Серяпин с несколькими оперативными сотрудниками произвел обыск и изъял документы в этих компаниях. В результате деятельность обеих компаний (они оказывали финансовые и консалтинговые услуги) была парализована. Дмитрий Данилов, владелец этих компаний, обратился к своему знакомому оперативному сотруднику УВД Москвы Виталию Лазарчуку, попросив его выяснить причины визита оперативников из УНК и изъятия документов. Тот сначала напугал бизнесмена информацией о том, что его собираются посадить по заказу конкурентов, а потом предложил помощь и вывел на посредника, которым был адвокат Московской областной коллегии адвокатов Денис Тумаркин. Последний представился другом генерала, начальника главного следственного управления ГУВД Москвы Ивана Глухова. За $40 млн адвокат пообещал обеспечить закрытие уголовного дела и возврат изъятых документов. Потом потребовалась еще дополнительная сумма в 12 млн рублей для сотрудников ФСБ, которые якобы хотят свою долю. Данилов выполнил и это условие, опасаясь банкротства своих компаний. Но потом оперативник УНП Серяпин, встретившись с Даниловым, заявил, что деньги до него не дошли и были присвоены Лазарчуком и Тумаркиным. Серяпин потребовал еще $1,5 млн, которые Данилов должен был передать через посредника, бывшего сотрудника ФСБ, директора ЧОП «Вымпел-АТ» Печалова-Морозова. В этот момент Данилов обратился в правоохранительные органы, и упомянутые персонажи были задержаны при получении денег. Суд приговорил Серяпина и Печалова-Морозова к пяти годам лишения свободы за мошенничество в особо крупном размере.
В этом эпизоде есть характерный прием, используемый оперативными сотрудниками, — фабрикация основания для осуществления оперативных мероприятий в целях последующего нанесения ущерба хозяйствующим субъектам. Попросту говоря, надо написать документ про агентурное донесение и в рамках проверки этого донесения произвести обыск с выемкой документов. Дальше можно заниматься вымогательством, причем в этом эпизоде присутствует не только фабрикация оснований для оперативных действий, но и появление фиктивных посредников, действовавших от имени высокого должностного лица, руководителя главного следственного управления, который по должности имеет контроль над предварительным следствием.
Более сложные схемы вымогательства включают попытки ввести акционеров, представляющих интересы сотрудников правоохранительных органов, что создает прямую угрозу правам собственности. Такой эпизод описывал в интервью владелец крупной торговой компании. «Четыре года назад была ситуация, на меня завели уголовное дело, арестовали, допрашивали, давали понять, что хотят ввести своих акционеров или хотят, чтобы я продал объект задешево. Уголовное дело, что якобы песок, который везли для стройки, был ворованный. Проводят обыски, при этом слушают твой телефон. Неприятно, когда приходят и вытряхивают игрушки твоих детей». Эта ситуация заставляет владельца компании вступать в переговоры и искать связи в правоохранительных органах, с помощью которых можно было бы закрыть уголовное дело за определенные деньги. «Идешь к людям, которым доверяешь. Это не глупые решальщики, которые потом бесконечно деньги тянуть будут. А те, кого знаешь, люди, которые имеют совесть. Они помогают выйти на нужных людей. Дальше встречаешься с другим, он в какой-то момент просто рисует цифру на салфетке». Выплата некоторой суммы денег в этом случае была средством избежать более серьезных последствий для бизнеса в виде перераспределения прав собственности.
Силовое партнерство
Криминальное силовое предпринимательство 1990-х держалось не только на вымогательстве и искусственно создаваемом спросе, но и на потребности бизнеса в особого рода услугах, которые были названы «силовым партнерством». Силовое предпринимательство по закону также поддерживается спросом со стороны бизнеса на различные виды особых услуг, в целом похожих на те, которые оказывали ОПГ. Это услуги, связанные с перераспределением активов и регулированием конкуренции, они заказываются и оплачиваются бизнесом.
Вопреки общепринятому словоупотреблению заказываются не уголовные дела, а воздействие на юридическое или физическое лицо с целью принуждения к определенному поведению (перечислению денег, продаже актива, изменению цены, изменению структуры собственников, отказ от каких-либо действий). То есть оплачивается применение власти, а не само уголовное дело — юридический термин только прикрывает суть дела. Но для того чтобы иметь возможность воздействовать на поведение других людей в своих интересах или интересах заказчиков, а также избегать ответственности за последствия своих действий, отдельным сотрудникам органов или МСГ необходимо фабриковать обоснования по закону. Способами фабрикации оснований являются уголовные дела, но заказывают, повторим, отнюдь не дела, а действия, которые они санкционируют.
Распространенной услугой является принуждение к продаже актива и к снижению его цены ниже рыночной. С точки зрения рынка и рационального размещения ресурсов отклонение от свободного ценообразования, то есть любое принудительное отклонение цены от рыночного уровня, наносит ущерб экономике. Но с точки зрения индивидуального покупателя покупка такой услуги имеет смысл, если принудительный дисконт выше, чем цена заказного уголовного дела и оперативных мероприятий. Следуя личной выгоде при покупке активов по заниженной цене за счет давления на продавца с помощью уголовного дела, отдельный бизнесмен поддерживает рынок услуг силовых предпринимателей, тем самым повышая общие риски и воспроизводя систему, которая явно невыгодна для бизнеса в целом.
Показательным случаем использования силового ресурса для перераспределения активов было, например, давление на Михаила Гуцериева в 2006 году с целью принуждения к продаже компании «Русснефть», которую тот создал и агрессивно развивал на протяжении нескольких лет. Для того чтобы вынудить его продать компанию, против него «возбудили 70 уголовных дел. Сейчас все они закрыты. Сам Гуцериев в интервью газете «Ведомости» после возвращения из вынужденной эмиграции рассказал: «Постоянно шли обыски у меня дома, у топ-менеджеров «Русснефти». За моим домом установили слежку. Под окнами посадили приставов, сидят, мерзнут. Я их пригласил подняться в дом, погреться и перекусить, а они — «не положено». Когда начинаешь переживать, болит сердце, мучают сомнения, без конца прокручиваешь в памяти слова, поступки, ситуации. Я не мог находиться в моей «Русснефти», пока там шли обыски».
Продажа компании «Евросеть» ее создателем Евгением Чичваркиным осуществлялась «под» уголовным преследованием, от которого Чичваркин, как и Гуцериев, скрылся в Лондоне. По словам уже бывшего владельца парфюмерного холдинга «Арбат-Престиж» Владимира Некрасова, его вынуждали продать компанию за $3 млн, после того как против него и его партнера Сергея Шнайдера (он же дважды судимый в СССР Семен Могилевич) возбудили уголовное дело за неуплату налогов. Оба содержались под арестом во время предварительного следствия. Некрасов отказался продать компанию дешево, но впоследствии ее пришлось обанкротить, так как владельцы провели в заключении полтора года и не смогли ею управлять. В итоге суд вернул дело на доследование за отсутствием доказательств, и оно было закрыто, но компания исчезла с рынка.
Образцы подобных действий были созданы руководством страны в форме сначала дела Владимира Гусинского, которого под уголовным преследованием вынудили покинуть страну и продать активы, а затем «дела ЮКОСа» в 2003–2005 годах, которое послужило для правоохранительных органов своего рода сигналом об изменении политики и приемлемости использования уголовных дел для перераспределения собственности — уже как бизнеса, без всякой политики.
Масштабы этого явления помимо громких случаев установить достаточно трудно, тем более что часть заказов на воздействие на конкурентов могла проходить в форме дел оперативного учета, которые не отражаются в статистике, а часть — в форме оперативных действий, не доведенных до возбуждения уголовного дела. Но и одной статистики уголовных дел по типичным экономическим статьям, таким как ст. 159 «Мошенничество» и ст. 22 главы УК («Преступления в сфере экономической деятельности»), достаточно, чтобы получить представление о распространении в России силового предпринимательства. Анализ официальной статистики МВД показывает значительный и опережающий рост числа зарегистрированных преступлений экономической направленности, то есть возбужденных уголовных дел, по сравнению с делами, которые передавались в суды, а также с числом вынесенных приговоров. То есть активность правоохранительных органов по возбуждению уголовных дел без судебной перспективы росла, причем особенно быстро в период с 2004-го по 2006 год, за который это число удвоилось. Аналогичную динамику демонстрировал и показатель количества возбужденных дел по статье 159 УК РФ «Мошенничество».
Источник: https://www.forbes.ru/ekonomika/vlast/74 ... -silovikov
