Как детей и подростков в дореволюционной России обучали воровскому мастерству
Живший в XVIII веке знаменитый московский разбойник – а позже сыщик – Ванька Каин оставил по себе любопытные записки. В них, помимо прочего, он упомянул о том, как опытные воры, соблазняя учеников солдатской школы, говорили им, что воровство дело легкое и озорное. Свои слова они подтверждали тут же: вытаскивали из кармана прохожего табакерку, нюхали табачок и возвращали табакерку на место. Прохожий шел себе дальше, даже не подозревая, что послужил наглядным пособием в начальном классе школы воровства. Сколько мальчишек эти фокусы заманили с тех пор в темницу и загнали на плаху, доподлинно неизвестно.
Марвихеры и тырьщики
Во второй половине XIX века уклад прежней жизни ломался, и на глазах одного-двух поколений она менялась до неузнаваемости. Дети рабочих предместий, у которых оба родителя стали работать, были предоставлены сами себе. В перенаселенных окраинных кварталах всем заправляли уголовники. Именно они стали кумирами детей, выраставших без родительского пригляда. Законы улицы, ее язык, образ мышления впитывались мальчиками и девочками быстрее, чем школьные уроки. Самых дерзких, смышленых и ловких уличные «короли» постепенно отбивали от дома и начинали учить «ремеслу», для чего создавались целые воровские школы.
И в России, и за границей положение было сходным. В восьмидесятых годах XIX века одна из парижских газет опубликовала откровения четырнадцатилетнего вора, пойманного с поличным. Этот студент «факультета карманной тяги» на допросе в комиссариате рассказал, что нескольким десяткам парижских мальчиков преподавали науку воровства два опытных вора-англичанина. Каждое утро в доме, где шло обучение, выставлялся манекен. Над каждым карманом и в каждый шов его костюма были вшиты маленькие и звонкие колокольчики. А по карманам раскладывались часы, платки, бумажники, портсигары и прочие предметы, которые обычно носят при себе богатые люди. «Профессор» на глазах у «студентов» опустошал карманы манекена, не задевая колокольчики, а его коллега в этот момент пояснял детям, как добиться, чтобы все движения вора были быстры, но не суетливы. После показа и объяснений каждый ученик должен был проделать то же самое. Если колокольчики на манекене начинали звенеть, мальчику изрядно доставалось. Наставники без устали повторяли: «Легче залезть в карман, чем вынуть оттуда руку с добычей». После «уроков» детки занимались практикой на улицах, отдавая «педагогам» большую часть краденого в качестве платы за науку.
В точности такую школу полицейская облава накрыла в Одессе в 1887 году. В этом же городе функционировала и школа шулеров, открытая греком Леонидасом – изобретателем «кругляка». Оригинальный прием позволял банкомету при игре в «железку» (она же «девятка») все время сдавать себе восемь или девять очков, обеспечивая выигрыш. Обучив своих учеников «кругляку» и другим приемам плутовской игры, Леонидас отправлял их работать по России, получая от каждого 15 процентов выигрыша. Самыми популярными азартными играми были тогда «железка», «баккара» и «макао», основанные на похожих принципах сдачи карт. Это открывало перед учениками Леонидаса неограниченные возможности. Сам новатор так гордился своим ремеслом, что однажды, когда его вызвали в суд в качестве свидетеля по какому-то делу, о роде своих занятий уверенно сказал: «Ми сюлер, убездённи сюлер», чем очень позабавил публику. Выгодное дело сгубил технический прогресс: некий господин Захария в начале ХХ века изобрел и запатентовал машинку для раздачи карт, после чего знаменитый «кругляк» стал никому не нужен.
Однако полностью отменить карманы не удалось еще ни одному кутюрье, а потому у щипачей все оставалось по-прежнему, и выпускники воровских школ пополняли ряды преступников. Самых способных учеников брали к себе в «тырьщики» опытные воры – «марвихеры». Тырьщики отвлекали внимание того, в чей карман лезли: они «делали давку», создавая суету. Могли просто окликнуть, а потом извинялись – дескать, обознались. Если кражу замечали, тырьщики должны были помешать преследованию вора или увести погоню за собой. Их ловили, обыскивали, но ничего не находили и отпускали. У каждого марвихера была пара своих тырьщиков, и этой компанией они часто переезжали из одного города в другой, чтобы не примелькаться.
Родина «шпаны» и «гопников»
Столицей молодежной преступности в Российской империи был Санкт-Петербург. Здесь орудовали на улицах знаменитые «гопники» – обитатели ГОПа, ночлежного дома Городского общества призрения. А рабочие окраины породили первых русских хулиганов. Этим же английским словом обозначили членов питерских молодежных банд. Это была «низшая лига» преступности. Улицы, где проходило их детство, они считали своей собственностью и промышляли там мелкими грабежами, копеечным вымогательством у торговцев, а также сутенерством. Они выводили на панель своих подружек, большинство из которых к 13 годам уже не могли припомнить, когда и с кем «это» было в первый раз. Хулиганы были в основном «любителями»: молодые рабочие нарушали закон только в свободное от работы время. Их хватало на то, чтобы биться смертным боем на танцульках, они могли посадить кого-нибудь «на перо», отстаивая право продавать свою же любовницу именно на этой улице и «стопорить» на ней прохожих. Воровать же хулиганы не умели: у них не было навыка, их быстро ловили и сажали. В тюрьме, где заправляли воровские «иваны», хулиганы назывались шпаной. Воры не считали их за людей. При милостивом пахане они могли подняться до положения «шестерки», но не более. Выпускники «подпольных факультетов» по статусу были много выше гопников и хулиганов. Даже опытным сыщикам приходилось немало попотеть, чтобы их поймать.
Долгое время чины петербургской сыскной полиции знали, что в вагонах городской конной железной дороги, в просторечии именуемых конкой, действует опытный вор-марушечник по кличке Сашка Пузан. Специальностью марушечников были кражи из дамских сумочек, ридикюлей и саквояжей. Ловкач Сашка промышлял на конке с 11 лет, и только через шесть лет его показал сыщикам один агент, завербованный из уголовных. Оказалось, что кличку вору дали не просто так – Сашка был очень толстый. Полиция устроила охоту на Пузана, но тот так ни разу и не попался. Тогда ему подставили агента-даму: она вошла в вагон конки, где был замечен Пузан, и так небрежно обращалась со своим саквояжем, что вор клюнул. Едва Сашка сунулся в саквояж, как сыщик, наблюдавший за ним, взял его с поличным. Пузан впервые попал в полицию, и при заполнении учетной карточки стала известна его настоящая фамилия – Макаров. Сашку судили, но так как арестовали его в результате провокации, срок он получил пустяковый и скоро вышел на волю. Пузан еще несколько лет воровал, а потом стал сильно запивать, подхватил чахотку и помер в 1894 году, когда ему было всего 23 года. На похороны собрались все питерские карманники, проводившие Сашку в последний путь с большим почетом. А его место заняли другие юные и дерзкие ребята.
Так, 11 января 1910 года один молодец подкараулил клиента на центральном почтамте, возле окошка выдачи бандеролей. Он вытащил бумажник из кармана пальто одного из частных петербургских приставов, взяв около тысячи рублей. Обнаружив пропажу, пристав обратился в сыскную полицию. Там ему предложили альбом с фотографиями карманников, и он указал на изображение уроженца Пскова Петра Крылова по кличке Скобарь. Мальчику было всего 15 лет от роду, но его уже пять раз судили за кражи, дважды отдавали под надзор родителей, а после третьего задержания отправили на три месяца в монастырь, на воспитание. Покаяния от него добиться так и не удалось – выйдя из стен обители, Скобарь взялся за старое. Потом его ловили еще дважды и в конце концов поместили в санкт-петербургскую колонию для несовершеннолетних преступников, откуда Петенька совершил девять побегов, в последний раз «подорвав» в декабре 1909 года.
После кражи у пристава в Псков немедленно отправили ориентировку и приказ о розыске Крылова. 12 января начальник сыскного отделения псковской полиции Мютель снарядил для поимки преступника отряд нижних чинов во главе с опытным агентом Шубиным. Полицейские приехали в псковскую Кошачью слободу, где у матери Пети, Варвары Крыловой, был собственный домик. Опросив соседей, Шубин узнал, что мальчик приехал накануне, одетый по слободским меркам очень роскошно: в новом пальто, белой папахе, в сапогах с калошами – верх воровского шика! Мать его спешно собралась и, подрядив извозчика, вместе с сыном выехала в деревню Великое Село, где жила бабушка Пети, Татьяна Яковлевна Ягупова. Ее дом полицейские разыскали быстро. На сундуке в одной из комнат Шубин нашел папаху из белого барашка – точно такая же, по словам соседей, была на Петьке. Шубин приказал обыскать дом, и скоро в погребе обнаружили Крылова: он притаился в большой бочке, искусно присыпанный сверху ячменем. «Фартового мальчика» арестовали и обыскали, но денег при нем обнаружили только 2 рубля 75 копеек.
На допросе у Мютеля Скобарь рассказал, что, сбежав в последний раз из колонии, около месяца шатался по притонам и промышлял карманными кражами с приятелями Просвиркиным и Леваком. 11 января на главном почтамте они действительно «тиснули у фраера лопатник». Работали сам Скобарь, Колька Бриллиантик, Левак, брат его Серега, Просвиркин, Володька и еще один какой-то, которого он не знал. Левак присмотрел денежного клиента, другие устроили небольшую давку у окошка выдачи бандеролей, в этот момент Скобарь вытащил бумажник и тут же «спулил» его Леваку. При дележке Бриллиантику перепало 120 рублей; Леваку с Просвиркиным по 75; Володьке 30; Сереге 18 рублей; неизвестному 24 рубля, а остальное Скобарь взял себе. Из чайной он пошел на Александровский рынок, где купил пальто, сапоги, папаху и другие вещи. Дома Петя отдал 500 рублей матери, которая их спрятала. Во избежание растраты денег Мютель приказал задержать всех родственников Скобаря и вызвал на допрос его мать. Варвара созналась, что получила от сына деньги и отдала их своей матери, попросив спрятать. Шубин вместе с Ягуповой выехал в Великое Село, где она указала место тайника. В жестянке оказались спрятаны завернутые в бумагу и ветошь 575 рублей.
Манька Клюв и другие
В начале ХХ века карманные кражи были бичом Северной Пальмиры, и чтобы хоть немного почистить город, чины летучего отряда сыщиков, одетые в штатское платье, время от времени проводили специальные рейды. Весной 1913 года облава позволила арестовать сразу три десятка человек, шаривших по карманам в трамваях. Среди арестованных были две девочки. Старшая, четырнадцатилетняя Вера Яковлева, в течение двух лет неоднократно попадала под арест и была помещена в арестантский приют, откуда сбежала. Она работала под гимназистку: одетая по форме, со связкой книг, садилась в вагон трамвая и «чистила карманы» в дверях, при выходе жертвы. Сыщики заподозрили, что у Веры есть опытный наставник из старых воров, поскольку действовала она на редкость умело. Но сколько ни бились с ней на допросах, Яковлева о своем учителе не сказала ни полслова. Тырьщицей в паре с Верой была Тина Ухова – настоящая дочь улицы: она никогда не знала своей матери, которая подкинула ее нищим. Когда Тина подросла, девочку забрали к себе воры, выучившие ее необыкновенно ловко красть. Возраст свой она не знала. Осмотревший ее полицейский врач предположил, что на момент задержания Уховой было не более 10 лет.
В той же облаве в трамвае был задержан Владимир Егоров по кличке Володька Орел, совершивший пять побегов из колонии, куда попал за кражи. Орлу было 15 лет, но он давно уже отбился от дома и семьи. Его отец был зажиточный рабочий, имел хорошую квартиру на набережной Пряжки, и в детстве у Володи было многое из того, о чем его сверстники и мечтать не смели. Но когда Вове Егорову было 10 лет, с ним уже не было никакого сладу. Его часто видели возле компании воров. Родители и уговаривали его, и наказывали – ничего не помогало. Тогда его стали запирать дома, но он выбирался в форточку и убегал, спускаясь с третьего этажа по водосточной трубе. Во время очередного побега Вова сорвался, упал и сломал себе ногу. Его отвезли в больницу, где он пролежал недолго – чуть оправившись, сбежал и домой больше не пошел. Прибился к шайке воров, совершавших квартирные кражи: залезал в форточки и открывал дверь своим старшим приятелям. Когда Орел подрос и перестал проходить в форточки, он ушел от домушников и стал чистить карманы, причем работал один, без помощников.
Большой удачей столичной сыскной полиции назвали петербургские газетчики арест малолетнего вора Матвеева. 3 июля 1913 года при подъезде трамвая к Царскосельскому вокзалу он пытался вытащить серебряный портсигар из кармана агента сыскной полиции Пискунова, который как раз охотился за подобными субъектами на трамвайном маршруте. Матвеев происходил из семьи потомственных питерских уголовников. Его родители занимались скупкой краденого и держали притон. Начинал он с того, что помогал воровать двум родным сестрам, но к 1913 году работал один: старшая сестра Манька по кличке Клюв, попавшись на краже в часовом магазине, отбывала срок, а другую, когда ей было только 14 лет, зарезал ее сожитель, авторитетный марвихер Николаев.
В феврале 1914 года во время очередной операции против карманников в Санкт-Петербурге двое сыщиков, дежуривших на остановке трамвая, обратили внимание на мальчика в гимназической форме. Мальчик как мальчик – с ранцем за плечами и гербом 1-й санкт-петербургской гимназии на фуражке. Он почему-то пропустил несколько трамваев. Сыщики стали следить за мальчишкой, и когда он, открыв замок ридикюля у одной дамы, садившейся в трамвай, запустил туда руку, его схватили.
В участке он закатил форменную истерику: катался по полу, кричал, дрыгал ногами и не отвечал на вопросы. С трудом удалось добиться, как его зовут и где он живет. Назвался он Иваном Сережкиным и указал адрес в 3-м участке Александро-Невской части. И то и другое оказалось фальшивым. «Гимназиста» отвезли в управление сыскной полиции, где сразу опознали: в картотеке учета преступников он был записан как Петр Пугин, 11 лет. Несмотря на столь нежный возраст, его карточка была помечена знаком «неисправимый рецидивист». За год до того Петя вместе со своим братцем Яковом, который был старше его на три года, совершили в Петербурге серию карманных краж. Попались они, когда стибрили кошелек с незначительной суммой денег, а так как участие их в других кражах доказать не удалось, судил их не уголовный суд, а мировой судья, который постановил отправить братьев в петербургскую земледельческую колонию. Там Петя повел себя столь вызывающе неприлично, что его перевели в колонию для малолетних преступников. Оттуда Пугин «оборвался» и, добравшись до Петербурга, стал шарить по карманам на трамвайных остановках, пользуясь тем, что на него мало обращали внимания. После допроса его отвезли в уездное санкт-петербургское управление, откуда должны были отправить обратно в колонию. Отправить-то отправили, но Петя сбежал от везших его городовых. Спустя неделю та же бригада сыщиков, что взяла Пугина на остановке у Владимирского переулка, прихватила его на Невском. Только теперь он охотился за кошельками не в гимназической форме, а в костюме конькобежца.
Кто придумал Республику ШКИД
Вернуть детей в мир людей, не связанных с криминалом, считалось делом очень трудным. Молодым ребятам нравилась лихая жизнь, в которую они быстро вписались с помощью старших товарищей. «Водка, марафет и девочки» – формула желаний воренка из знаменитого кинофильма «Путевка в жизнь» – дополнялись страстью к франтовству, нежеланием подчиняться кому бы то ни было, кроме авторитетных «иванов». Тюрьма не пугала – настоящему блатному пожить «у дедушки на даче» дело обыкновенное. Для дерзких и ловких ребят и девчонок, прошедших выучку и шмонавших по карманам, жизнь фраеров казалась невыносимо скучной и унизительной.
И все же попытки исправить ситуацию предпринимались. В США в 1889 году филантроп Вильям Джордж основал в городе Фредовиль колонию для детей, считавшихся погибшими для общества. Питомцы Джорджа жили в трех больших деревянных домах, которые они сами построили и обставили. Учились в собственной школе – учение было обязательным условием. В построенных собственными руками мастерских мальчики изучали столярное, плотницкое, слесарное, портняжное дело и множество других ремесел. Они разбили сад, завели скот – это было сделано для тех, кого ремесла не привлекали, кого тянуло к крестьянскому труду. Покидать заведение было запрещено – уход расценивался как побег и в случае поимки карался отправлением в тюрьму для малолетних преступников.
Вильям Джордж предложил своим воспитанникам самим писать для себя законы и следить за их исполнением – так в стенах приюта возникла «Республика уличных детей». Все хозяйственные работы лежали на воспитанниках и оплачивались из кассы «Республики»: дети исполняли заказы в мастерских, топили печи, готовили на кухне, убирались, стирали, получая плату. Так их приучали самостоятельно зарабатывать себе на жизнь и разумно расходовать деньги – чтобы, впоследствии оказавшись на воле, воспитанники не растерялись. Джордж был бессменным президентом «Республики» первые 11 лет. Но в 1900 году, когда дети подросли, он предложил им самим избирать президента из числа «граждан», каковым считался любой мальчик, достигший 12 лет. По достижении 21 года «республиканцы» становились свободными. К 1914 году из приюта было выпущено 7 тысяч человек, и лишь 47 из них снова стали уголовниками.
Однако такой метод воспитания так и остался уделом энтузиастов. Позже в Советской России пытались применить этот опыт в трудовых коммунах, но особенного развития они не получили, хотя из нескольких коммун действительно вышли исправившиеся молодые люди. Эти педагогические удачи советской эпохи были прославлены в книгах и фильмах – «Путевка в жизнь», «Педагогическая поэма», «Республика ШКИД». Постепенно трудовые коммуны, а вернее миф о них, сделались пропагандистским жупелом, а на деле же местом массовой «перековки» преступников были определены лагеря, куда малолеток стали загонять наравне со взрослыми. Возрастной ценз полной уголовной ответственности был снижен до 12 лет. Это позволяло применять к малолеткам все виды наказаний вплоть до высшей меры. В нашем отечестве тяготели к простым решениям, которые подчас приводили к непредсказуемым последствиям.
Источник : Специально для «Совершенно секретно», № 10 за 2006
Живший в XVIII веке знаменитый московский разбойник – а позже сыщик – Ванька Каин оставил по себе любопытные записки. В них, помимо прочего, он упомянул о том, как опытные воры, соблазняя учеников солдатской школы, говорили им, что воровство дело легкое и озорное. Свои слова они подтверждали тут же: вытаскивали из кармана прохожего табакерку, нюхали табачок и возвращали табакерку на место. Прохожий шел себе дальше, даже не подозревая, что послужил наглядным пособием в начальном классе школы воровства. Сколько мальчишек эти фокусы заманили с тех пор в темницу и загнали на плаху, доподлинно неизвестно.
Марвихеры и тырьщики
Во второй половине XIX века уклад прежней жизни ломался, и на глазах одного-двух поколений она менялась до неузнаваемости. Дети рабочих предместий, у которых оба родителя стали работать, были предоставлены сами себе. В перенаселенных окраинных кварталах всем заправляли уголовники. Именно они стали кумирами детей, выраставших без родительского пригляда. Законы улицы, ее язык, образ мышления впитывались мальчиками и девочками быстрее, чем школьные уроки. Самых дерзких, смышленых и ловких уличные «короли» постепенно отбивали от дома и начинали учить «ремеслу», для чего создавались целые воровские школы.
И в России, и за границей положение было сходным. В восьмидесятых годах XIX века одна из парижских газет опубликовала откровения четырнадцатилетнего вора, пойманного с поличным. Этот студент «факультета карманной тяги» на допросе в комиссариате рассказал, что нескольким десяткам парижских мальчиков преподавали науку воровства два опытных вора-англичанина. Каждое утро в доме, где шло обучение, выставлялся манекен. Над каждым карманом и в каждый шов его костюма были вшиты маленькие и звонкие колокольчики. А по карманам раскладывались часы, платки, бумажники, портсигары и прочие предметы, которые обычно носят при себе богатые люди. «Профессор» на глазах у «студентов» опустошал карманы манекена, не задевая колокольчики, а его коллега в этот момент пояснял детям, как добиться, чтобы все движения вора были быстры, но не суетливы. После показа и объяснений каждый ученик должен был проделать то же самое. Если колокольчики на манекене начинали звенеть, мальчику изрядно доставалось. Наставники без устали повторяли: «Легче залезть в карман, чем вынуть оттуда руку с добычей». После «уроков» детки занимались практикой на улицах, отдавая «педагогам» большую часть краденого в качестве платы за науку.
В точности такую школу полицейская облава накрыла в Одессе в 1887 году. В этом же городе функционировала и школа шулеров, открытая греком Леонидасом – изобретателем «кругляка». Оригинальный прием позволял банкомету при игре в «железку» (она же «девятка») все время сдавать себе восемь или девять очков, обеспечивая выигрыш. Обучив своих учеников «кругляку» и другим приемам плутовской игры, Леонидас отправлял их работать по России, получая от каждого 15 процентов выигрыша. Самыми популярными азартными играми были тогда «железка», «баккара» и «макао», основанные на похожих принципах сдачи карт. Это открывало перед учениками Леонидаса неограниченные возможности. Сам новатор так гордился своим ремеслом, что однажды, когда его вызвали в суд в качестве свидетеля по какому-то делу, о роде своих занятий уверенно сказал: «Ми сюлер, убездённи сюлер», чем очень позабавил публику. Выгодное дело сгубил технический прогресс: некий господин Захария в начале ХХ века изобрел и запатентовал машинку для раздачи карт, после чего знаменитый «кругляк» стал никому не нужен.
Однако полностью отменить карманы не удалось еще ни одному кутюрье, а потому у щипачей все оставалось по-прежнему, и выпускники воровских школ пополняли ряды преступников. Самых способных учеников брали к себе в «тырьщики» опытные воры – «марвихеры». Тырьщики отвлекали внимание того, в чей карман лезли: они «делали давку», создавая суету. Могли просто окликнуть, а потом извинялись – дескать, обознались. Если кражу замечали, тырьщики должны были помешать преследованию вора или увести погоню за собой. Их ловили, обыскивали, но ничего не находили и отпускали. У каждого марвихера была пара своих тырьщиков, и этой компанией они часто переезжали из одного города в другой, чтобы не примелькаться.
Родина «шпаны» и «гопников»
Столицей молодежной преступности в Российской империи был Санкт-Петербург. Здесь орудовали на улицах знаменитые «гопники» – обитатели ГОПа, ночлежного дома Городского общества призрения. А рабочие окраины породили первых русских хулиганов. Этим же английским словом обозначили членов питерских молодежных банд. Это была «низшая лига» преступности. Улицы, где проходило их детство, они считали своей собственностью и промышляли там мелкими грабежами, копеечным вымогательством у торговцев, а также сутенерством. Они выводили на панель своих подружек, большинство из которых к 13 годам уже не могли припомнить, когда и с кем «это» было в первый раз. Хулиганы были в основном «любителями»: молодые рабочие нарушали закон только в свободное от работы время. Их хватало на то, чтобы биться смертным боем на танцульках, они могли посадить кого-нибудь «на перо», отстаивая право продавать свою же любовницу именно на этой улице и «стопорить» на ней прохожих. Воровать же хулиганы не умели: у них не было навыка, их быстро ловили и сажали. В тюрьме, где заправляли воровские «иваны», хулиганы назывались шпаной. Воры не считали их за людей. При милостивом пахане они могли подняться до положения «шестерки», но не более. Выпускники «подпольных факультетов» по статусу были много выше гопников и хулиганов. Даже опытным сыщикам приходилось немало попотеть, чтобы их поймать.
Долгое время чины петербургской сыскной полиции знали, что в вагонах городской конной железной дороги, в просторечии именуемых конкой, действует опытный вор-марушечник по кличке Сашка Пузан. Специальностью марушечников были кражи из дамских сумочек, ридикюлей и саквояжей. Ловкач Сашка промышлял на конке с 11 лет, и только через шесть лет его показал сыщикам один агент, завербованный из уголовных. Оказалось, что кличку вору дали не просто так – Сашка был очень толстый. Полиция устроила охоту на Пузана, но тот так ни разу и не попался. Тогда ему подставили агента-даму: она вошла в вагон конки, где был замечен Пузан, и так небрежно обращалась со своим саквояжем, что вор клюнул. Едва Сашка сунулся в саквояж, как сыщик, наблюдавший за ним, взял его с поличным. Пузан впервые попал в полицию, и при заполнении учетной карточки стала известна его настоящая фамилия – Макаров. Сашку судили, но так как арестовали его в результате провокации, срок он получил пустяковый и скоро вышел на волю. Пузан еще несколько лет воровал, а потом стал сильно запивать, подхватил чахотку и помер в 1894 году, когда ему было всего 23 года. На похороны собрались все питерские карманники, проводившие Сашку в последний путь с большим почетом. А его место заняли другие юные и дерзкие ребята.
Так, 11 января 1910 года один молодец подкараулил клиента на центральном почтамте, возле окошка выдачи бандеролей. Он вытащил бумажник из кармана пальто одного из частных петербургских приставов, взяв около тысячи рублей. Обнаружив пропажу, пристав обратился в сыскную полицию. Там ему предложили альбом с фотографиями карманников, и он указал на изображение уроженца Пскова Петра Крылова по кличке Скобарь. Мальчику было всего 15 лет от роду, но его уже пять раз судили за кражи, дважды отдавали под надзор родителей, а после третьего задержания отправили на три месяца в монастырь, на воспитание. Покаяния от него добиться так и не удалось – выйдя из стен обители, Скобарь взялся за старое. Потом его ловили еще дважды и в конце концов поместили в санкт-петербургскую колонию для несовершеннолетних преступников, откуда Петенька совершил девять побегов, в последний раз «подорвав» в декабре 1909 года.
После кражи у пристава в Псков немедленно отправили ориентировку и приказ о розыске Крылова. 12 января начальник сыскного отделения псковской полиции Мютель снарядил для поимки преступника отряд нижних чинов во главе с опытным агентом Шубиным. Полицейские приехали в псковскую Кошачью слободу, где у матери Пети, Варвары Крыловой, был собственный домик. Опросив соседей, Шубин узнал, что мальчик приехал накануне, одетый по слободским меркам очень роскошно: в новом пальто, белой папахе, в сапогах с калошами – верх воровского шика! Мать его спешно собралась и, подрядив извозчика, вместе с сыном выехала в деревню Великое Село, где жила бабушка Пети, Татьяна Яковлевна Ягупова. Ее дом полицейские разыскали быстро. На сундуке в одной из комнат Шубин нашел папаху из белого барашка – точно такая же, по словам соседей, была на Петьке. Шубин приказал обыскать дом, и скоро в погребе обнаружили Крылова: он притаился в большой бочке, искусно присыпанный сверху ячменем. «Фартового мальчика» арестовали и обыскали, но денег при нем обнаружили только 2 рубля 75 копеек.
На допросе у Мютеля Скобарь рассказал, что, сбежав в последний раз из колонии, около месяца шатался по притонам и промышлял карманными кражами с приятелями Просвиркиным и Леваком. 11 января на главном почтамте они действительно «тиснули у фраера лопатник». Работали сам Скобарь, Колька Бриллиантик, Левак, брат его Серега, Просвиркин, Володька и еще один какой-то, которого он не знал. Левак присмотрел денежного клиента, другие устроили небольшую давку у окошка выдачи бандеролей, в этот момент Скобарь вытащил бумажник и тут же «спулил» его Леваку. При дележке Бриллиантику перепало 120 рублей; Леваку с Просвиркиным по 75; Володьке 30; Сереге 18 рублей; неизвестному 24 рубля, а остальное Скобарь взял себе. Из чайной он пошел на Александровский рынок, где купил пальто, сапоги, папаху и другие вещи. Дома Петя отдал 500 рублей матери, которая их спрятала. Во избежание растраты денег Мютель приказал задержать всех родственников Скобаря и вызвал на допрос его мать. Варвара созналась, что получила от сына деньги и отдала их своей матери, попросив спрятать. Шубин вместе с Ягуповой выехал в Великое Село, где она указала место тайника. В жестянке оказались спрятаны завернутые в бумагу и ветошь 575 рублей.
Манька Клюв и другие
В начале ХХ века карманные кражи были бичом Северной Пальмиры, и чтобы хоть немного почистить город, чины летучего отряда сыщиков, одетые в штатское платье, время от времени проводили специальные рейды. Весной 1913 года облава позволила арестовать сразу три десятка человек, шаривших по карманам в трамваях. Среди арестованных были две девочки. Старшая, четырнадцатилетняя Вера Яковлева, в течение двух лет неоднократно попадала под арест и была помещена в арестантский приют, откуда сбежала. Она работала под гимназистку: одетая по форме, со связкой книг, садилась в вагон трамвая и «чистила карманы» в дверях, при выходе жертвы. Сыщики заподозрили, что у Веры есть опытный наставник из старых воров, поскольку действовала она на редкость умело. Но сколько ни бились с ней на допросах, Яковлева о своем учителе не сказала ни полслова. Тырьщицей в паре с Верой была Тина Ухова – настоящая дочь улицы: она никогда не знала своей матери, которая подкинула ее нищим. Когда Тина подросла, девочку забрали к себе воры, выучившие ее необыкновенно ловко красть. Возраст свой она не знала. Осмотревший ее полицейский врач предположил, что на момент задержания Уховой было не более 10 лет.
В той же облаве в трамвае был задержан Владимир Егоров по кличке Володька Орел, совершивший пять побегов из колонии, куда попал за кражи. Орлу было 15 лет, но он давно уже отбился от дома и семьи. Его отец был зажиточный рабочий, имел хорошую квартиру на набережной Пряжки, и в детстве у Володи было многое из того, о чем его сверстники и мечтать не смели. Но когда Вове Егорову было 10 лет, с ним уже не было никакого сладу. Его часто видели возле компании воров. Родители и уговаривали его, и наказывали – ничего не помогало. Тогда его стали запирать дома, но он выбирался в форточку и убегал, спускаясь с третьего этажа по водосточной трубе. Во время очередного побега Вова сорвался, упал и сломал себе ногу. Его отвезли в больницу, где он пролежал недолго – чуть оправившись, сбежал и домой больше не пошел. Прибился к шайке воров, совершавших квартирные кражи: залезал в форточки и открывал дверь своим старшим приятелям. Когда Орел подрос и перестал проходить в форточки, он ушел от домушников и стал чистить карманы, причем работал один, без помощников.
Большой удачей столичной сыскной полиции назвали петербургские газетчики арест малолетнего вора Матвеева. 3 июля 1913 года при подъезде трамвая к Царскосельскому вокзалу он пытался вытащить серебряный портсигар из кармана агента сыскной полиции Пискунова, который как раз охотился за подобными субъектами на трамвайном маршруте. Матвеев происходил из семьи потомственных питерских уголовников. Его родители занимались скупкой краденого и держали притон. Начинал он с того, что помогал воровать двум родным сестрам, но к 1913 году работал один: старшая сестра Манька по кличке Клюв, попавшись на краже в часовом магазине, отбывала срок, а другую, когда ей было только 14 лет, зарезал ее сожитель, авторитетный марвихер Николаев.
В феврале 1914 года во время очередной операции против карманников в Санкт-Петербурге двое сыщиков, дежуривших на остановке трамвая, обратили внимание на мальчика в гимназической форме. Мальчик как мальчик – с ранцем за плечами и гербом 1-й санкт-петербургской гимназии на фуражке. Он почему-то пропустил несколько трамваев. Сыщики стали следить за мальчишкой, и когда он, открыв замок ридикюля у одной дамы, садившейся в трамвай, запустил туда руку, его схватили.
В участке он закатил форменную истерику: катался по полу, кричал, дрыгал ногами и не отвечал на вопросы. С трудом удалось добиться, как его зовут и где он живет. Назвался он Иваном Сережкиным и указал адрес в 3-м участке Александро-Невской части. И то и другое оказалось фальшивым. «Гимназиста» отвезли в управление сыскной полиции, где сразу опознали: в картотеке учета преступников он был записан как Петр Пугин, 11 лет. Несмотря на столь нежный возраст, его карточка была помечена знаком «неисправимый рецидивист». За год до того Петя вместе со своим братцем Яковом, который был старше его на три года, совершили в Петербурге серию карманных краж. Попались они, когда стибрили кошелек с незначительной суммой денег, а так как участие их в других кражах доказать не удалось, судил их не уголовный суд, а мировой судья, который постановил отправить братьев в петербургскую земледельческую колонию. Там Петя повел себя столь вызывающе неприлично, что его перевели в колонию для малолетних преступников. Оттуда Пугин «оборвался» и, добравшись до Петербурга, стал шарить по карманам на трамвайных остановках, пользуясь тем, что на него мало обращали внимания. После допроса его отвезли в уездное санкт-петербургское управление, откуда должны были отправить обратно в колонию. Отправить-то отправили, но Петя сбежал от везших его городовых. Спустя неделю та же бригада сыщиков, что взяла Пугина на остановке у Владимирского переулка, прихватила его на Невском. Только теперь он охотился за кошельками не в гимназической форме, а в костюме конькобежца.
Кто придумал Республику ШКИД
Вернуть детей в мир людей, не связанных с криминалом, считалось делом очень трудным. Молодым ребятам нравилась лихая жизнь, в которую они быстро вписались с помощью старших товарищей. «Водка, марафет и девочки» – формула желаний воренка из знаменитого кинофильма «Путевка в жизнь» – дополнялись страстью к франтовству, нежеланием подчиняться кому бы то ни было, кроме авторитетных «иванов». Тюрьма не пугала – настоящему блатному пожить «у дедушки на даче» дело обыкновенное. Для дерзких и ловких ребят и девчонок, прошедших выучку и шмонавших по карманам, жизнь фраеров казалась невыносимо скучной и унизительной.
И все же попытки исправить ситуацию предпринимались. В США в 1889 году филантроп Вильям Джордж основал в городе Фредовиль колонию для детей, считавшихся погибшими для общества. Питомцы Джорджа жили в трех больших деревянных домах, которые они сами построили и обставили. Учились в собственной школе – учение было обязательным условием. В построенных собственными руками мастерских мальчики изучали столярное, плотницкое, слесарное, портняжное дело и множество других ремесел. Они разбили сад, завели скот – это было сделано для тех, кого ремесла не привлекали, кого тянуло к крестьянскому труду. Покидать заведение было запрещено – уход расценивался как побег и в случае поимки карался отправлением в тюрьму для малолетних преступников.
Вильям Джордж предложил своим воспитанникам самим писать для себя законы и следить за их исполнением – так в стенах приюта возникла «Республика уличных детей». Все хозяйственные работы лежали на воспитанниках и оплачивались из кассы «Республики»: дети исполняли заказы в мастерских, топили печи, готовили на кухне, убирались, стирали, получая плату. Так их приучали самостоятельно зарабатывать себе на жизнь и разумно расходовать деньги – чтобы, впоследствии оказавшись на воле, воспитанники не растерялись. Джордж был бессменным президентом «Республики» первые 11 лет. Но в 1900 году, когда дети подросли, он предложил им самим избирать президента из числа «граждан», каковым считался любой мальчик, достигший 12 лет. По достижении 21 года «республиканцы» становились свободными. К 1914 году из приюта было выпущено 7 тысяч человек, и лишь 47 из них снова стали уголовниками.
Однако такой метод воспитания так и остался уделом энтузиастов. Позже в Советской России пытались применить этот опыт в трудовых коммунах, но особенного развития они не получили, хотя из нескольких коммун действительно вышли исправившиеся молодые люди. Эти педагогические удачи советской эпохи были прославлены в книгах и фильмах – «Путевка в жизнь», «Педагогическая поэма», «Республика ШКИД». Постепенно трудовые коммуны, а вернее миф о них, сделались пропагандистским жупелом, а на деле же местом массовой «перековки» преступников были определены лагеря, куда малолеток стали загонять наравне со взрослыми. Возрастной ценз полной уголовной ответственности был снижен до 12 лет. Это позволяло применять к малолеткам все виды наказаний вплоть до высшей меры. В нашем отечестве тяготели к простым решениям, которые подчас приводили к непредсказуемым последствиям.
Источник : Специально для «Совершенно секретно», № 10 за 2006
