Коммерческие сети силовиков.
Как фабрикуются и закрываются дела против бизнеса, кто управляет предпринимателями в погонах, почему это влияет на деловой климат в России? Вадим Волков, автор исследования «Силовое предпринимательство», вышедшего в 2002 году, написал новую главу для третьего издания своей книги. В предыдущих главах Вадим Волков анализировал причины возникновения силового предпринимательства в России — бандитов, ЧОПов, коррумпированных силовых ведомств — и сравнивал ситуацию в нашей стране с зарубежной криминальной историей. На этот раз внимание автора сфокусировано на эволюции государственных «силовиков». Forbes публикует отрывки главы «Силовое предпринимательство по закону».
Время господства государственных служащих, вовлеченных в силовое предпринимательство, пришлось на нулевые и было связано с политикой укрепления государства, точнее с ее неудачным и непоследовательным проведением.
Благодаря эпизоду, вошедшему в историю нулевых как «война спецслужб», в прессу попало большое количество информации о том, как организовано силовое предпринимательство государственного образца. В сентябре 2000 года началось расследование уголовного дела о контрабанде мебели из Китая и ее продаже через торговые центры «Три кита» и «Гранд». Но уже в 2002 году по указанию заместителя генерального прокурора Юрия Бирюкова уголовное дело прекращается, а следователь Генпрокуратуры Павел Зайцев, который вел это дело, попадает под следствие и в 2003 году получает условный срок.
После обращения депутатов Госдумы к президенту Владимиру Путину дело возобновляется. Его оперативное сопровождение поручается Федеральной службе по контролю за оборотом наркотиков (ФСКН), которое возглавлял Виктор Черкесов, бывший сослуживец Путина во время его работы в Петербурге и начальник УФСБ по Петербургу и Ленинградской области в 1992–1998 годах. Благодаря оперативным возможностям и организационной независимости ФСКН и дружбе с Черкесовым Путин имел возможность получать независимую от ФСБ информацию о фигурантах дела «Трех китов», среди которых, как предполагалось, были высокопоставленные сотрудники ФСБ. По результатам проведенного ФСКН расследования были уволены начальник управления собственной безопасности ФСБ Александр Купряжкин, начальник службы обеспечения ФСБ Сергей Шишин и замдиректора ФСБ Владимир Анисимов.
В качестве ответной меры — а именно так оценил эти действия председатель ФСКН Черкесов — ФСБ начало расследование так называемой «незаконной» деятельности Департамента оперативного обеспечения ФСКН, именно того подразделения «антинаркотической» службы, на которое возложен сбор и анализ информации. В результате расследования фигурантами ответного уголовного дела стали офицеры ФСКН, МВД, Главного разведывательного управления (ГРУ) Генерального штаба Министерства обороны, Федеральной налоговой службы (ФНС) и сотрудники частного охранного предприятия. По сути, расследуя так называемую «незаконную» деятельность ФСКН, ФСБ наносила удар по бизнесу конкурирующей организации. Хотя судебное заседание по этому делу проходило в закрытом режиме, материалы расследования регулярно передавались в СМИ в течение 2007–2009 годов. Они представляют ценность для социолога не столько с точки зрения фактов (они могли быть и фальсифицированы), сколько тем, что дают представление о способах организации, которыми пользуются сотрудники органов для ведения силового предпринимательства.
Итак, по версии следствия, генерал Александр Бульбов и его подчиненные сотрудники ФСКН Юрий Гевал, Григорий Черевко, Сергей Донченко и Сергей Гусев занимались незаконным прослушиванием телефонных разговоров за частное вознаграждение от коммерческих структур, а также оказанием других услуг по охране и содействию в разрешении коммерческих конфликтов. Это типичный набор услуг в рамках силового партнерства. В уголовном деле фигурируют также заместитель начальника управления специальных технических мероприятий ГУВД Москвы и Московской области Михаил Яныкин. По должности он обладал не только полномочиями по проведению скрытого прослушивания и наблюдения, но и имел в своем распоряжении соответствующие организационные и технические ресурсы. В качестве посредников между ФСКН и МВД в деле организации незаконного прослушивания частных лиц и организаций фигурировали заместитель начальника Московского уголовного розыска Николай Орлов и офицеры (возможно, бывшие) ГРУ Игорь Горохов и Владимир Нестеренко. Еще одним фигурантом дела, предположительно передававшим деньги за «прослушку», был сотрудник Федеральной налоговой службы Александр Качук. Наконец, кроме должностных лиц различных силовых ведомств в деле ФСКН фигурировало частное охранное предприятие с говорящим названием «Немесида», учредителем которого была жена генерала Галина Бульбова. ЧОП выступало в качестве своего рода «отдела продаж», связывая сотрудников ФСКН с клиентами, готовыми заказывать прослушивание разговоров и платить за это.
Заказчики прослушивания не назывались, но потерпевшими, по версии следствия, в период с октября 2006-го по март 2007 года стали руководители РАО ЕЭС, «Роснефти», «Ренессанс Капитала», Альфа-банка, а также члены Совета Федерации и журналисты. Другим эпизодом уголовного дела против ФСКН стало получение Юрием Гевалом денег от гендиректора ОАО «Авиамоторный научно-технический комплекс «Союз» Мкртича Окрояна в размере $3 млн якобы за предоставление защиты от вымогательства акций предприятия неустановленными лицами. По версии следствия, ЧОП «Немесида» также получало регулярные платежи от нескольких компаний.
«Сети поперек ведомств»
Структуре, созданной Бульбовым и его коллегами, и другим аналогичным случаям, которые будут приведены ниже, присущи некоторые общие свойства. Во-первых, эти структуры являются межведомственными. То есть их участники не ограничены сотрудниками какой-либо одной государственной организации, состоящими в отношениях субординации и формального разделения обязанностей, а наоборот, включают сотрудников разных организаций, причем отношения между этими сотрудниками выстроены уже по другим принципам.
Каждый сотрудник вносит в новую неформальную структуру возможности и ресурсы, специфические для организации, в которой он работает, или для занимаемой должности. Если в рамках формальной госструктуры эти ресурсы разделены (оперативные действия, специальные мероприятия, следствие, надзор), то в рамках новой структуры они могут быть скомбинированы по-новому. Формальные ограничения тем самым нейтрализуются, а административные и силовые ресурсы задействованы без процессуальных ограничений и использованы для извлечения дохода. Например, сотрудники одной организации привносят связи с политическим руководством страны (прикрытие), другие — технические средства добывания информации, третьи — ведения следственных действий, четвертые — нейтрализацию функции надзора, пятые выступают как посредники или связующие звенья с бизнесом, шестые — возможности влияния на суды, и т. п.
Вторая особенность государственного силового предпринимательства состоит в сетевой организации. Это значит, что такая организация построена по принципам личных и горизонтальных отношений между государственными служащими, которые не предусмотрены формальной организацией. Сетевая организация является более гибкой в том смысле, что по мере необходимости она может задействовать новые звенья, временно «подключать» кого-либо для решения конкретной задачи. Такая сеть складывается поперек иерархии и должностной структуры госорганизаций, отменяя формальные должности и ранги, переопределяя статусы по-новому — в зависимости от того, кто какие задачи может решить в рамках коммерческих проектов группы.
Исходя из этих особенностей, мы можем обозначить это явление как «межведомственные сетевые группировки» (МСГ). Государственные служащие входят в МСГ не целыми отделами или управлениями — это было бы гораздо труднее скрыть и труднее совмещать с официальной службой, — а по одному или по несколько человек из различных ведомств или отделов. МСГ позволяют совмещать служебные обязанности с реализацией коммерческих интересов именно благодаря тому, что они не используют официальные структуры, а рекомбинируют их, включая в новую сеть.
В сентябре 2006 года был вынесен приговор участникам преступного сообщества, в состав которого входили генерал-лейтенант МЧС Владимир Ганеев, который занимал должность начальника управления безопасности МЧС, полковник милиции и заместитель начальника второго («убойного») отдела Московского уголовного розыска Евгений Тараторин, два заместителя отдела по контролю за незаконным оборотом оружия МУРа Юрий Самолкин и Владимир Лысаков, также в звании полковников, и еще три старших оперуполномоченных того же подразделения в звании подполковников. Эта МСГ была образована «поперек» двух ведомств, МЧС и МВД, соединяя политический ресурс Ганеева, который был заместителем министра, и оперативные возможности сотрудников двух отделов МУРа на уровне замов. При МСГ Ганеева было также частное охранное предприятие. По версии следствия, группировка занималась вымогательством денег у предпринимателей путем возбуждения уголовных дел и предоставлением охранных услуг частным компаниям.
Контуры МСГ просматриваются и в деле о «крышевании» подпольного игорного бизнеса в Московской области (расследование до сих пор не закончено. — Forbes). В деле фигурирует предприниматель Иван Назаров, управлявший сетью казино, и не менее десяти сотрудников разных правоохранительных ведомств, которые, по показаниям Назарова, получали платежи в обмен на возможность продолжения незаконного игорного бизнеса. Исходя из того, кто был арестован в рамках этого уголовного дела, можно представить структуру этой МСГ. В нее входило несколько сотрудников прокуратуры, включая заместителя прокурора Московской области Александра Игнатенко, начальника управления прокуратуры по надзору за следствием Николая Урумова, прокуроров Ногинска и Клина, бывших прокуроров Одинцово и Серпухова; бывший сотрудник ГУВД Московской области, игравший роль посредника и доверенного лица начальника ГУВД Николая Головкина; три сотрудника Управления по борьбе с экономическими преступлениями (УБЭП) Московской области (подполковник, майор и капитан), а также два сотрудника управления «К» Бюро специальных технических мероприятий МВД, занимающегося преступлениями в сфере высоких технологий (полковник и подполковник).
В этой МСГ скомбинированы технические и административные ресурсы как минимум трех организаций: власть прокуратуры, которая контролирует возбуждение уголовных дел и следствие, причем в нескольких районах области; технические возможности сотрудников управления «К» МВД (занимались прослушиванием и сбором информации как о действиях других участников МСГ, так и о бизнесменах, на которых потом заводились дела); оперативные возможности УБЭП по выявлению «экономических преступлений».
В случае с организованными преступными группировками (ОПГ) возникновение жесткой иерархической организации объясняется необходимостью дисциплины и контроля насилия в условиях конкуренции с другими ОПГ и опасности, исходящей от государства. Членство в ОПГ или в мафиозной семье было основным статусом индивида, а верность семье — одним из главных принципов членства. МСГ также является неформальной организацией, но принадлежность ее участников к другим организациям не противоречит участию в МСГ, а, наоборот, подразумевается и является условием включения в МСГ. Ее участники ценны постольку, поскольку занимают определенные должности, которые дают возможность действовать от имени государства, либо имеют доверительные связи с действующими госслужащими, что, как правило, характерно для «бывших». МСГ по сути своей оппортунистичны, так как членство в них является вторичной занятостью, и деятельность в интересах МСГ не поглощает все время участников, а осуществляется эпизодически. Соответственно, участие в МСГ предполагает умение совмещать его с выполнением прямых обязанностей. Эта особенность характерна для так называемых «подразделений по борьбе с экономическими преступлениями», где подозреваемыми являются директора или владельцы компаний, а оперативные мероприятия, которые сотрудники ОБЭПов проводят по долгу службы, являются одновременно средством вымогательства или навязывания регулярных платежей.
Возможности нанесения ущерба работе хозяйствующего субъекта путем проведения оперативных мероприятий и следственных действий по уголовному делу дают возможность госслужащим заниматься силовым предпринимательством. Так же, как и в более ранней, бандитской форме, силовое предпринимательство по закону может варьироваться от простого вымогательства к более сложному набору услуг и долгосрочным видам силового партнерства. Решающее значение имеет возможность нарушения делового оборота компании, а также физического принуждения, то есть арест и возможность длительного лишения свободы, а также пытки и другие формы физического воздействия.
С правовой точки зрения использование ресурсов государства осуществляется в рамках уголовного дела, для возбуждения которого необходимы достаточные признаки состава преступления. Но наличие достаточных оснований зависит от усмотрения отдельных людей, причем степень зависимости меняется по видам преступлений. В случае обнаружения объективных признаков (труп, телесные повреждения, следы взлома) или заявления потерпевшего основания для возбуждения уголовного дела существуют независимо от позиции сотрудников правоохранительных органов. В других случаях, особенно в сфере экономических преступлений, которые во многом зависят от того, какие деяния криминализованы и как описаны, наличие так называемых достаточных оснований в гораздо большей степени зависит от активности и усмотрения отдельных людей. Если создается такая социальная организация (МСГ), которая позволяет фабриковать «достаточные основания» для возбуждения уголовных дел исходя из интересов участников этой организации, и в нее входят представители всех инстанций, то их усмотрение будет единственным основанием для применения государственного принуждения вне всякой содержательной связи с законодательством.
«Крыша на год…»
Помимо уголовного дела в практике правоохранительных органов существует еще так называемое «дело оперативного учета». Если у оперуполномоченного ОБЭПа, например, имеется информация от некоего источника о том, что в некой коммерческой структуре готовится или совершается преступление, то на этом основании и с согласия начальника ОБЭПа может быть заведено дело оперативного учета. На основании этого дела, которое вводится в общую закрытую базу МВД, сотрудник может до года вести оперативные мероприятия для сбора материалов для последующего возбуждения уголовного дела. По данным респондентов из правоохранительных органов, большинство таких дел прекращается и только небольшая доля потом ведет к возбуждению уголовных дел.
Это очень существенный момент. Дело оперативного учета позволяет сотрудникам правоохранительных органов на законных основаниях делать две вещи. Во-первых, оказывать давление на бизнес посредством сбора информации и проведения оперативных мероприятий. Во-вторых, обеспечивать безопасность бизнеса отдельных клиентов, в том числе теневого бизнеса, поскольку если оперативное дело ведет один сотрудник, то другие сотрудники или подразделения уже не имеют права вмешиваться.
Такую практику описывает сотрудник подразделения по борьбе с экономическими преступлениями. «Наибольшая часть заказных дел является возбуждением вот этих дел оперативного учета без произведения надлежащей проверки. Еще раз, чтоб вы понимали: что это значит? Это значит, что предприниматель находит — сейчас мы говорим про экономические дела — сотрудника, который заводит на него дело оперативного учета. Считается, что этот сотрудник его разрабатывает. Все, в чье поле зрения попал коммерсант, с помощью наших баз тут же получают информацию о том, что данный коммерсант разрабатывается таким-то, таким-то подразделением. Все. До свидания. Не лезьте. Опоздали. Под такой крышей можно ходить год».
То есть дело оперативного учета является легальным средством оказания охранных услуг по защите бизнеса оперативными сотрудниками одного подразделения от возможных посягательств других подразделений. При этом в отличие от уголовных дел, которые регулируются УПК, процедура возбуждения дела оперативного учета регулируется ведомственными приказами МВД. С помощью дел оперативного учета происходит выявление экономических преступлений, которые, мы помним, имеют минимум объективных признаков, а являются артефактами законодательства и усмотрения правоприменителей.
Если дела оперативного учета являются бизнесом оперативного состава, то уголовные дела, которые возбуждаются и ведутся следователями и являются объектами прокурорского надзора, используются сотрудниками следственных управлений (теперь Следственного комитета РФ) и прокуратуры.
Сотрудник ОБЭП поясняет: «Уголовное дело — это не прерогатива одного только оперативника. Разговор тут идет о следствии, про следователя и далее. И во всей этой цепочке оперативник играет не такую уж и большую роль и получает не такие уж большие деньги по сравнению с тем, что получает следователь, по сравнению с тем, что получает прокурор, по сравнению с тем, что получает судья. На этой стадии можно заказывать. Это крайне серьезные люди с крайне серьезными намерениями. Все зависит от намерений. Тут нужно понимать, что человек хочет: просто насолить конкуренту, либо вы, пардон, хотите этого человека полностью выбросить из бизнеса, либо создать ему на какое-то время проблемы, после которых он упустит важный какой-то кредит, либо вы его хотите посадить. В зависимости от цели возрастает количество людей, должностных лиц из разных организаций, с которыми вы должны будете взаимодействовать, и, соответственно, суммы».
Активность оперативных сотрудников сосредоточена на стадии ведения дел оперативного учета и мероприятий на стадии возбуждения уголовных дел. Они также могут вести оперативное сопровождение на стадии расследования, но уже в неформальной связке со следователем и прокурором. Определяя полномочия и распределение власти в рамках уголовного процесса, законодательство и ведомственные инструкции косвенно определяют и то, кто может заниматься каким видом силового предпринимательства. Для оперативных сотрудников — это в основном вымогательство и банальное «крышевание». Для следователей и сотрудников прокуратуры — услуги по регулированию конкуренции, перераспределению активов, регулирование доступа на рынок.
«Можно заниматься вымогательством…»
Дело старшего оперуполномоченного управления по налоговым преступлениям ГУВД Москвы Андрея Серяпина и бывшего сотрудника ФСБ и директора ЧОП «Вымпел-АТ» Александра Печалова-Морозова, осужденных в августе 2010 года, хорошо иллюстрирует технику вымогательства посредством проведения оперативных мероприятий. В 2008 году Серяпин осуществлял оперативное сопровождение по уголовному делу об уклонении от уплаты налогов, возбужденному в отношении некой строительной компании ДКН. Фальсифицировав несколько агентурных сообщений о том, что в офисах двух других компаний, «Дельта» и МФА, на самом деле никак не связанных с ДКН, могут храниться документы, якобы имеющие отношение к уголовному делу компании ДКН, Серяпин с несколькими оперативными сотрудниками произвел обыск и изъял документы в этих компаниях. В результате деятельность обеих компаний (они оказывали финансовые и консалтинговые услуги) была парализована. Дмитрий Данилов, владелец этих компаний, обратился к своему знакомому оперативному сотруднику УВД Москвы Виталию Лазарчуку, попросив его выяснить причины визита оперативников из УНК и изъятия документов. Тот сначала напугал бизнесмена информацией о том, что его собираются посадить по заказу конкурентов, а потом предложил помощь и вывел на посредника, которым был адвокат Московской областной коллегии адвокатов Денис Тумаркин. Последний представился другом генерала, начальника главного следственного управления ГУВД Москвы Ивана Глухова. За $40 млн адвокат пообещал обеспечить закрытие уголовного дела и возврат изъятых документов. Потом потребовалась еще дополнительная сумма в 12 млн рублей для сотрудников ФСБ, которые якобы хотят свою долю. Данилов выполнил и это условие, опасаясь банкротства своих компаний. Но потом оперативник УНП Серяпин, встретившись с Даниловым, заявил, что деньги до него не дошли и были присвоены Лазарчуком и Тумаркиным. Серяпин потребовал еще $1,5 млн, которые Данилов должен был передать через посредника, бывшего сотрудника ФСБ, директора ЧОП «Вымпел-АТ» Печалова-Морозова. В этот момент Данилов обратился в правоохранительные органы, и упомянутые персонажи были задержаны при получении денег. Суд приговорил Серяпина и Печалова-Морозова к пяти годам лишения свободы за мошенничество в особо крупном размере.
В этом эпизоде есть характерный прием, используемый оперативными сотрудниками, — фабрикация основания для осуществления оперативных мероприятий в целях последующего нанесения ущерба хозяйствующим субъектам. Попросту говоря, надо написать документ про агентурное донесение и в рамках проверки этого донесения произвести обыск с выемкой документов. Дальше можно заниматься вымогательством, причем в этом эпизоде присутствует не только фабрикация оснований для оперативных действий, но и появление фиктивных посредников, действовавших от имени высокого должностного лица, руководителя главного следственного управления, который по должности имеет контроль над предварительным следствием.
Более сложные схемы вымогательства включают попытки ввести акционеров, представляющих интересы сотрудников правоохранительных органов, что создает прямую угрозу правам собственности. Такой эпизод описывал в интервью владелец крупной торговой компании. «Четыре года назад была ситуация, на меня завели уголовное дело, арестовали, допрашивали, давали понять, что хотят ввести своих акционеров или хотят, чтобы я продал объект задешево. Уголовное дело, что якобы песок, который везли для стройки, был ворованный. Проводят обыски, при этом слушают твой телефон. Неприятно, когда приходят и вытряхивают игрушки твоих детей». Эта ситуация заставляет владельца компании вступать в переговоры и искать связи в правоохранительных органах, с помощью которых можно было бы закрыть уголовное дело за определенные деньги. «Идешь к людям, которым доверяешь. Это не глупые решальщики, которые потом бесконечно деньги тянуть будут. А те, кого знаешь, люди, которые имеют совесть. Они помогают выйти на нужных людей. Дальше встречаешься с другим, он в какой-то момент просто рисует цифру на салфетке». Выплата некоторой суммы денег в этом случае была средством избежать более серьезных последствий для бизнеса в виде перераспределения прав собственности.
Силовое партнерство
Криминальное силовое предпринимательство 1990-х держалось не только на вымогательстве и искусственно создаваемом спросе, но и на потребности бизнеса в особого рода услугах, которые были названы «силовым партнерством». Силовое предпринимательство по закону также поддерживается спросом со стороны бизнеса на различные виды особых услуг, в целом похожих на те, которые оказывали ОПГ. Это услуги, связанные с перераспределением активов и регулированием конкуренции, они заказываются и оплачиваются бизнесом.
Вопреки общепринятому словоупотреблению заказываются не уголовные дела, а воздействие на юридическое или физическое лицо с целью принуждения к определенному поведению (перечислению денег, продаже актива, изменению цены, изменению структуры собственников, отказ от каких-либо действий). То есть оплачивается применение власти, а не само уголовное дело — юридический термин только прикрывает суть дела. Но для того чтобы иметь возможность воздействовать на поведение других людей в своих интересах или интересах заказчиков, а также избегать ответственности за последствия своих действий, отдельным сотрудникам органов или МСГ необходимо фабриковать обоснования по закону. Способами фабрикации оснований являются уголовные дела, но заказывают, повторим, отнюдь не дела, а действия, которые они санкционируют.
Распространенной услугой является принуждение к продаже актива и к снижению его цены ниже рыночной. С точки зрения рынка и рационального размещения ресурсов отклонение от свободного ценообразования, то есть любое принудительное отклонение цены от рыночного уровня, наносит ущерб экономике. Но с точки зрения индивидуального покупателя покупка такой услуги имеет смысл, если принудительный дисконт выше, чем цена заказного уголовного дела и оперативных мероприятий. Следуя личной выгоде при покупке активов по заниженной цене за счет давления на продавца с помощью уголовного дела, отдельный бизнесмен поддерживает рынок услуг силовых предпринимателей, тем самым повышая общие риски и воспроизводя систему, которая явно невыгодна для бизнеса в целом.
Показательным случаем использования силового ресурса для перераспределения активов было, например, давление на Михаила Гуцериева в 2006 году с целью принуждения к продаже компании «Русснефть», которую тот создал и агрессивно развивал на протяжении нескольких лет. Для того чтобы вынудить его продать компанию, против него «возбудили 70 уголовных дел. Сейчас все они закрыты. Сам Гуцериев в интервью газете «Ведомости» после возвращения из вынужденной эмиграции рассказал: «Постоянно шли обыски у меня дома, у топ-менеджеров «Русснефти». За моим домом установили слежку. Под окнами посадили приставов, сидят, мерзнут. Я их пригласил подняться в дом, погреться и перекусить, а они — «не положено». Когда начинаешь переживать, болит сердце, мучают сомнения, без конца прокручиваешь в памяти слова, поступки, ситуации. Я не мог находиться в моей «Русснефти», пока там шли обыски».
Продажа компании «Евросеть» ее создателем Евгением Чичваркиным осуществлялась «под» уголовным преследованием, от которого Чичваркин, как и Гуцериев, скрылся в Лондоне. По словам уже бывшего владельца парфюмерного холдинга «Арбат-Престиж» Владимира Некрасова, его вынуждали продать компанию за $3 млн, после того как против него и его партнера Сергея Шнайдера (он же дважды судимый в СССР Семен Могилевич) возбудили уголовное дело за неуплату налогов. Оба содержались под арестом во время предварительного следствия. Некрасов отказался продать компанию дешево, но впоследствии ее пришлось обанкротить, так как владельцы провели в заключении полтора года и не смогли ею управлять. В итоге суд вернул дело на доследование за отсутствием доказательств, и оно было закрыто, но компания исчезла с рынка.
Образцы подобных действий были созданы руководством страны в форме сначала дела Владимира Гусинского, которого под уголовным преследованием вынудили покинуть страну и продать активы, а затем «дела ЮКОСа» в 2003–2005 годах, которое послужило для правоохранительных органов своего рода сигналом об изменении политики и приемлемости использования уголовных дел для перераспределения собственности — уже как бизнеса, без всякой политики.
Масштабы этого явления помимо громких случаев установить достаточно трудно, тем более что часть заказов на воздействие на конкурентов могла проходить в форме дел оперативного учета, которые не отражаются в статистике, а часть — в форме оперативных действий, не доведенных до возбуждения уголовного дела. Но и одной статистики уголовных дел по типичным экономическим статьям, таким как ст. 159 «Мошенничество» и ст. 22 главы УК («Преступления в сфере экономической деятельности»), достаточно, чтобы получить представление о распространении в России силового предпринимательства. Анализ официальной статистики МВД показывает значительный и опережающий рост числа зарегистрированных преступлений экономической направленности, то есть возбужденных уголовных дел, по сравнению с делами, которые передавались в суды, а также с числом вынесенных приговоров. То есть активность правоохранительных органов по возбуждению уголовных дел без судебной перспективы росла, причем особенно быстро в период с 2004-го по 2006 год, за который это число удвоилось. Аналогичную динамику демонстрировал и показатель количества возбужденных дел по статье 159 УК РФ «Мошенничество».
Источник: https://www.forbes.ru/ekonomika/vlast/74 ... -silovikov
Как фабрикуются и закрываются дела против бизнеса, кто управляет предпринимателями в погонах, почему это влияет на деловой климат в России? Вадим Волков, автор исследования «Силовое предпринимательство», вышедшего в 2002 году, написал новую главу для третьего издания своей книги. В предыдущих главах Вадим Волков анализировал причины возникновения силового предпринимательства в России — бандитов, ЧОПов, коррумпированных силовых ведомств — и сравнивал ситуацию в нашей стране с зарубежной криминальной историей. На этот раз внимание автора сфокусировано на эволюции государственных «силовиков». Forbes публикует отрывки главы «Силовое предпринимательство по закону».
Время господства государственных служащих, вовлеченных в силовое предпринимательство, пришлось на нулевые и было связано с политикой укрепления государства, точнее с ее неудачным и непоследовательным проведением.
Благодаря эпизоду, вошедшему в историю нулевых как «война спецслужб», в прессу попало большое количество информации о том, как организовано силовое предпринимательство государственного образца. В сентябре 2000 года началось расследование уголовного дела о контрабанде мебели из Китая и ее продаже через торговые центры «Три кита» и «Гранд». Но уже в 2002 году по указанию заместителя генерального прокурора Юрия Бирюкова уголовное дело прекращается, а следователь Генпрокуратуры Павел Зайцев, который вел это дело, попадает под следствие и в 2003 году получает условный срок.
После обращения депутатов Госдумы к президенту Владимиру Путину дело возобновляется. Его оперативное сопровождение поручается Федеральной службе по контролю за оборотом наркотиков (ФСКН), которое возглавлял Виктор Черкесов, бывший сослуживец Путина во время его работы в Петербурге и начальник УФСБ по Петербургу и Ленинградской области в 1992–1998 годах. Благодаря оперативным возможностям и организационной независимости ФСКН и дружбе с Черкесовым Путин имел возможность получать независимую от ФСБ информацию о фигурантах дела «Трех китов», среди которых, как предполагалось, были высокопоставленные сотрудники ФСБ. По результатам проведенного ФСКН расследования были уволены начальник управления собственной безопасности ФСБ Александр Купряжкин, начальник службы обеспечения ФСБ Сергей Шишин и замдиректора ФСБ Владимир Анисимов.
В качестве ответной меры — а именно так оценил эти действия председатель ФСКН Черкесов — ФСБ начало расследование так называемой «незаконной» деятельности Департамента оперативного обеспечения ФСКН, именно того подразделения «антинаркотической» службы, на которое возложен сбор и анализ информации. В результате расследования фигурантами ответного уголовного дела стали офицеры ФСКН, МВД, Главного разведывательного управления (ГРУ) Генерального штаба Министерства обороны, Федеральной налоговой службы (ФНС) и сотрудники частного охранного предприятия. По сути, расследуя так называемую «незаконную» деятельность ФСКН, ФСБ наносила удар по бизнесу конкурирующей организации. Хотя судебное заседание по этому делу проходило в закрытом режиме, материалы расследования регулярно передавались в СМИ в течение 2007–2009 годов. Они представляют ценность для социолога не столько с точки зрения фактов (они могли быть и фальсифицированы), сколько тем, что дают представление о способах организации, которыми пользуются сотрудники органов для ведения силового предпринимательства.
Итак, по версии следствия, генерал Александр Бульбов и его подчиненные сотрудники ФСКН Юрий Гевал, Григорий Черевко, Сергей Донченко и Сергей Гусев занимались незаконным прослушиванием телефонных разговоров за частное вознаграждение от коммерческих структур, а также оказанием других услуг по охране и содействию в разрешении коммерческих конфликтов. Это типичный набор услуг в рамках силового партнерства. В уголовном деле фигурируют также заместитель начальника управления специальных технических мероприятий ГУВД Москвы и Московской области Михаил Яныкин. По должности он обладал не только полномочиями по проведению скрытого прослушивания и наблюдения, но и имел в своем распоряжении соответствующие организационные и технические ресурсы. В качестве посредников между ФСКН и МВД в деле организации незаконного прослушивания частных лиц и организаций фигурировали заместитель начальника Московского уголовного розыска Николай Орлов и офицеры (возможно, бывшие) ГРУ Игорь Горохов и Владимир Нестеренко. Еще одним фигурантом дела, предположительно передававшим деньги за «прослушку», был сотрудник Федеральной налоговой службы Александр Качук. Наконец, кроме должностных лиц различных силовых ведомств в деле ФСКН фигурировало частное охранное предприятие с говорящим названием «Немесида», учредителем которого была жена генерала Галина Бульбова. ЧОП выступало в качестве своего рода «отдела продаж», связывая сотрудников ФСКН с клиентами, готовыми заказывать прослушивание разговоров и платить за это.
Заказчики прослушивания не назывались, но потерпевшими, по версии следствия, в период с октября 2006-го по март 2007 года стали руководители РАО ЕЭС, «Роснефти», «Ренессанс Капитала», Альфа-банка, а также члены Совета Федерации и журналисты. Другим эпизодом уголовного дела против ФСКН стало получение Юрием Гевалом денег от гендиректора ОАО «Авиамоторный научно-технический комплекс «Союз» Мкртича Окрояна в размере $3 млн якобы за предоставление защиты от вымогательства акций предприятия неустановленными лицами. По версии следствия, ЧОП «Немесида» также получало регулярные платежи от нескольких компаний.
«Сети поперек ведомств»
Структуре, созданной Бульбовым и его коллегами, и другим аналогичным случаям, которые будут приведены ниже, присущи некоторые общие свойства. Во-первых, эти структуры являются межведомственными. То есть их участники не ограничены сотрудниками какой-либо одной государственной организации, состоящими в отношениях субординации и формального разделения обязанностей, а наоборот, включают сотрудников разных организаций, причем отношения между этими сотрудниками выстроены уже по другим принципам.
Каждый сотрудник вносит в новую неформальную структуру возможности и ресурсы, специфические для организации, в которой он работает, или для занимаемой должности. Если в рамках формальной госструктуры эти ресурсы разделены (оперативные действия, специальные мероприятия, следствие, надзор), то в рамках новой структуры они могут быть скомбинированы по-новому. Формальные ограничения тем самым нейтрализуются, а административные и силовые ресурсы задействованы без процессуальных ограничений и использованы для извлечения дохода. Например, сотрудники одной организации привносят связи с политическим руководством страны (прикрытие), другие — технические средства добывания информации, третьи — ведения следственных действий, четвертые — нейтрализацию функции надзора, пятые выступают как посредники или связующие звенья с бизнесом, шестые — возможности влияния на суды, и т. п.
Вторая особенность государственного силового предпринимательства состоит в сетевой организации. Это значит, что такая организация построена по принципам личных и горизонтальных отношений между государственными служащими, которые не предусмотрены формальной организацией. Сетевая организация является более гибкой в том смысле, что по мере необходимости она может задействовать новые звенья, временно «подключать» кого-либо для решения конкретной задачи. Такая сеть складывается поперек иерархии и должностной структуры госорганизаций, отменяя формальные должности и ранги, переопределяя статусы по-новому — в зависимости от того, кто какие задачи может решить в рамках коммерческих проектов группы.
Исходя из этих особенностей, мы можем обозначить это явление как «межведомственные сетевые группировки» (МСГ). Государственные служащие входят в МСГ не целыми отделами или управлениями — это было бы гораздо труднее скрыть и труднее совмещать с официальной службой, — а по одному или по несколько человек из различных ведомств или отделов. МСГ позволяют совмещать служебные обязанности с реализацией коммерческих интересов именно благодаря тому, что они не используют официальные структуры, а рекомбинируют их, включая в новую сеть.
В сентябре 2006 года был вынесен приговор участникам преступного сообщества, в состав которого входили генерал-лейтенант МЧС Владимир Ганеев, который занимал должность начальника управления безопасности МЧС, полковник милиции и заместитель начальника второго («убойного») отдела Московского уголовного розыска Евгений Тараторин, два заместителя отдела по контролю за незаконным оборотом оружия МУРа Юрий Самолкин и Владимир Лысаков, также в звании полковников, и еще три старших оперуполномоченных того же подразделения в звании подполковников. Эта МСГ была образована «поперек» двух ведомств, МЧС и МВД, соединяя политический ресурс Ганеева, который был заместителем министра, и оперативные возможности сотрудников двух отделов МУРа на уровне замов. При МСГ Ганеева было также частное охранное предприятие. По версии следствия, группировка занималась вымогательством денег у предпринимателей путем возбуждения уголовных дел и предоставлением охранных услуг частным компаниям.
Контуры МСГ просматриваются и в деле о «крышевании» подпольного игорного бизнеса в Московской области (расследование до сих пор не закончено. — Forbes). В деле фигурирует предприниматель Иван Назаров, управлявший сетью казино, и не менее десяти сотрудников разных правоохранительных ведомств, которые, по показаниям Назарова, получали платежи в обмен на возможность продолжения незаконного игорного бизнеса. Исходя из того, кто был арестован в рамках этого уголовного дела, можно представить структуру этой МСГ. В нее входило несколько сотрудников прокуратуры, включая заместителя прокурора Московской области Александра Игнатенко, начальника управления прокуратуры по надзору за следствием Николая Урумова, прокуроров Ногинска и Клина, бывших прокуроров Одинцово и Серпухова; бывший сотрудник ГУВД Московской области, игравший роль посредника и доверенного лица начальника ГУВД Николая Головкина; три сотрудника Управления по борьбе с экономическими преступлениями (УБЭП) Московской области (подполковник, майор и капитан), а также два сотрудника управления «К» Бюро специальных технических мероприятий МВД, занимающегося преступлениями в сфере высоких технологий (полковник и подполковник).
В этой МСГ скомбинированы технические и административные ресурсы как минимум трех организаций: власть прокуратуры, которая контролирует возбуждение уголовных дел и следствие, причем в нескольких районах области; технические возможности сотрудников управления «К» МВД (занимались прослушиванием и сбором информации как о действиях других участников МСГ, так и о бизнесменах, на которых потом заводились дела); оперативные возможности УБЭП по выявлению «экономических преступлений».
В случае с организованными преступными группировками (ОПГ) возникновение жесткой иерархической организации объясняется необходимостью дисциплины и контроля насилия в условиях конкуренции с другими ОПГ и опасности, исходящей от государства. Членство в ОПГ или в мафиозной семье было основным статусом индивида, а верность семье — одним из главных принципов членства. МСГ также является неформальной организацией, но принадлежность ее участников к другим организациям не противоречит участию в МСГ, а, наоборот, подразумевается и является условием включения в МСГ. Ее участники ценны постольку, поскольку занимают определенные должности, которые дают возможность действовать от имени государства, либо имеют доверительные связи с действующими госслужащими, что, как правило, характерно для «бывших». МСГ по сути своей оппортунистичны, так как членство в них является вторичной занятостью, и деятельность в интересах МСГ не поглощает все время участников, а осуществляется эпизодически. Соответственно, участие в МСГ предполагает умение совмещать его с выполнением прямых обязанностей. Эта особенность характерна для так называемых «подразделений по борьбе с экономическими преступлениями», где подозреваемыми являются директора или владельцы компаний, а оперативные мероприятия, которые сотрудники ОБЭПов проводят по долгу службы, являются одновременно средством вымогательства или навязывания регулярных платежей.
Возможности нанесения ущерба работе хозяйствующего субъекта путем проведения оперативных мероприятий и следственных действий по уголовному делу дают возможность госслужащим заниматься силовым предпринимательством. Так же, как и в более ранней, бандитской форме, силовое предпринимательство по закону может варьироваться от простого вымогательства к более сложному набору услуг и долгосрочным видам силового партнерства. Решающее значение имеет возможность нарушения делового оборота компании, а также физического принуждения, то есть арест и возможность длительного лишения свободы, а также пытки и другие формы физического воздействия.
С правовой точки зрения использование ресурсов государства осуществляется в рамках уголовного дела, для возбуждения которого необходимы достаточные признаки состава преступления. Но наличие достаточных оснований зависит от усмотрения отдельных людей, причем степень зависимости меняется по видам преступлений. В случае обнаружения объективных признаков (труп, телесные повреждения, следы взлома) или заявления потерпевшего основания для возбуждения уголовного дела существуют независимо от позиции сотрудников правоохранительных органов. В других случаях, особенно в сфере экономических преступлений, которые во многом зависят от того, какие деяния криминализованы и как описаны, наличие так называемых достаточных оснований в гораздо большей степени зависит от активности и усмотрения отдельных людей. Если создается такая социальная организация (МСГ), которая позволяет фабриковать «достаточные основания» для возбуждения уголовных дел исходя из интересов участников этой организации, и в нее входят представители всех инстанций, то их усмотрение будет единственным основанием для применения государственного принуждения вне всякой содержательной связи с законодательством.
«Крыша на год…»
Помимо уголовного дела в практике правоохранительных органов существует еще так называемое «дело оперативного учета». Если у оперуполномоченного ОБЭПа, например, имеется информация от некоего источника о том, что в некой коммерческой структуре готовится или совершается преступление, то на этом основании и с согласия начальника ОБЭПа может быть заведено дело оперативного учета. На основании этого дела, которое вводится в общую закрытую базу МВД, сотрудник может до года вести оперативные мероприятия для сбора материалов для последующего возбуждения уголовного дела. По данным респондентов из правоохранительных органов, большинство таких дел прекращается и только небольшая доля потом ведет к возбуждению уголовных дел.
Это очень существенный момент. Дело оперативного учета позволяет сотрудникам правоохранительных органов на законных основаниях делать две вещи. Во-первых, оказывать давление на бизнес посредством сбора информации и проведения оперативных мероприятий. Во-вторых, обеспечивать безопасность бизнеса отдельных клиентов, в том числе теневого бизнеса, поскольку если оперативное дело ведет один сотрудник, то другие сотрудники или подразделения уже не имеют права вмешиваться.
Такую практику описывает сотрудник подразделения по борьбе с экономическими преступлениями. «Наибольшая часть заказных дел является возбуждением вот этих дел оперативного учета без произведения надлежащей проверки. Еще раз, чтоб вы понимали: что это значит? Это значит, что предприниматель находит — сейчас мы говорим про экономические дела — сотрудника, который заводит на него дело оперативного учета. Считается, что этот сотрудник его разрабатывает. Все, в чье поле зрения попал коммерсант, с помощью наших баз тут же получают информацию о том, что данный коммерсант разрабатывается таким-то, таким-то подразделением. Все. До свидания. Не лезьте. Опоздали. Под такой крышей можно ходить год».
То есть дело оперативного учета является легальным средством оказания охранных услуг по защите бизнеса оперативными сотрудниками одного подразделения от возможных посягательств других подразделений. При этом в отличие от уголовных дел, которые регулируются УПК, процедура возбуждения дела оперативного учета регулируется ведомственными приказами МВД. С помощью дел оперативного учета происходит выявление экономических преступлений, которые, мы помним, имеют минимум объективных признаков, а являются артефактами законодательства и усмотрения правоприменителей.
Если дела оперативного учета являются бизнесом оперативного состава, то уголовные дела, которые возбуждаются и ведутся следователями и являются объектами прокурорского надзора, используются сотрудниками следственных управлений (теперь Следственного комитета РФ) и прокуратуры.
Сотрудник ОБЭП поясняет: «Уголовное дело — это не прерогатива одного только оперативника. Разговор тут идет о следствии, про следователя и далее. И во всей этой цепочке оперативник играет не такую уж и большую роль и получает не такие уж большие деньги по сравнению с тем, что получает следователь, по сравнению с тем, что получает прокурор, по сравнению с тем, что получает судья. На этой стадии можно заказывать. Это крайне серьезные люди с крайне серьезными намерениями. Все зависит от намерений. Тут нужно понимать, что человек хочет: просто насолить конкуренту, либо вы, пардон, хотите этого человека полностью выбросить из бизнеса, либо создать ему на какое-то время проблемы, после которых он упустит важный какой-то кредит, либо вы его хотите посадить. В зависимости от цели возрастает количество людей, должностных лиц из разных организаций, с которыми вы должны будете взаимодействовать, и, соответственно, суммы».
Активность оперативных сотрудников сосредоточена на стадии ведения дел оперативного учета и мероприятий на стадии возбуждения уголовных дел. Они также могут вести оперативное сопровождение на стадии расследования, но уже в неформальной связке со следователем и прокурором. Определяя полномочия и распределение власти в рамках уголовного процесса, законодательство и ведомственные инструкции косвенно определяют и то, кто может заниматься каким видом силового предпринимательства. Для оперативных сотрудников — это в основном вымогательство и банальное «крышевание». Для следователей и сотрудников прокуратуры — услуги по регулированию конкуренции, перераспределению активов, регулирование доступа на рынок.
«Можно заниматься вымогательством…»
Дело старшего оперуполномоченного управления по налоговым преступлениям ГУВД Москвы Андрея Серяпина и бывшего сотрудника ФСБ и директора ЧОП «Вымпел-АТ» Александра Печалова-Морозова, осужденных в августе 2010 года, хорошо иллюстрирует технику вымогательства посредством проведения оперативных мероприятий. В 2008 году Серяпин осуществлял оперативное сопровождение по уголовному делу об уклонении от уплаты налогов, возбужденному в отношении некой строительной компании ДКН. Фальсифицировав несколько агентурных сообщений о том, что в офисах двух других компаний, «Дельта» и МФА, на самом деле никак не связанных с ДКН, могут храниться документы, якобы имеющие отношение к уголовному делу компании ДКН, Серяпин с несколькими оперативными сотрудниками произвел обыск и изъял документы в этих компаниях. В результате деятельность обеих компаний (они оказывали финансовые и консалтинговые услуги) была парализована. Дмитрий Данилов, владелец этих компаний, обратился к своему знакомому оперативному сотруднику УВД Москвы Виталию Лазарчуку, попросив его выяснить причины визита оперативников из УНК и изъятия документов. Тот сначала напугал бизнесмена информацией о том, что его собираются посадить по заказу конкурентов, а потом предложил помощь и вывел на посредника, которым был адвокат Московской областной коллегии адвокатов Денис Тумаркин. Последний представился другом генерала, начальника главного следственного управления ГУВД Москвы Ивана Глухова. За $40 млн адвокат пообещал обеспечить закрытие уголовного дела и возврат изъятых документов. Потом потребовалась еще дополнительная сумма в 12 млн рублей для сотрудников ФСБ, которые якобы хотят свою долю. Данилов выполнил и это условие, опасаясь банкротства своих компаний. Но потом оперативник УНП Серяпин, встретившись с Даниловым, заявил, что деньги до него не дошли и были присвоены Лазарчуком и Тумаркиным. Серяпин потребовал еще $1,5 млн, которые Данилов должен был передать через посредника, бывшего сотрудника ФСБ, директора ЧОП «Вымпел-АТ» Печалова-Морозова. В этот момент Данилов обратился в правоохранительные органы, и упомянутые персонажи были задержаны при получении денег. Суд приговорил Серяпина и Печалова-Морозова к пяти годам лишения свободы за мошенничество в особо крупном размере.
В этом эпизоде есть характерный прием, используемый оперативными сотрудниками, — фабрикация основания для осуществления оперативных мероприятий в целях последующего нанесения ущерба хозяйствующим субъектам. Попросту говоря, надо написать документ про агентурное донесение и в рамках проверки этого донесения произвести обыск с выемкой документов. Дальше можно заниматься вымогательством, причем в этом эпизоде присутствует не только фабрикация оснований для оперативных действий, но и появление фиктивных посредников, действовавших от имени высокого должностного лица, руководителя главного следственного управления, который по должности имеет контроль над предварительным следствием.
Более сложные схемы вымогательства включают попытки ввести акционеров, представляющих интересы сотрудников правоохранительных органов, что создает прямую угрозу правам собственности. Такой эпизод описывал в интервью владелец крупной торговой компании. «Четыре года назад была ситуация, на меня завели уголовное дело, арестовали, допрашивали, давали понять, что хотят ввести своих акционеров или хотят, чтобы я продал объект задешево. Уголовное дело, что якобы песок, который везли для стройки, был ворованный. Проводят обыски, при этом слушают твой телефон. Неприятно, когда приходят и вытряхивают игрушки твоих детей». Эта ситуация заставляет владельца компании вступать в переговоры и искать связи в правоохранительных органах, с помощью которых можно было бы закрыть уголовное дело за определенные деньги. «Идешь к людям, которым доверяешь. Это не глупые решальщики, которые потом бесконечно деньги тянуть будут. А те, кого знаешь, люди, которые имеют совесть. Они помогают выйти на нужных людей. Дальше встречаешься с другим, он в какой-то момент просто рисует цифру на салфетке». Выплата некоторой суммы денег в этом случае была средством избежать более серьезных последствий для бизнеса в виде перераспределения прав собственности.
Силовое партнерство
Криминальное силовое предпринимательство 1990-х держалось не только на вымогательстве и искусственно создаваемом спросе, но и на потребности бизнеса в особого рода услугах, которые были названы «силовым партнерством». Силовое предпринимательство по закону также поддерживается спросом со стороны бизнеса на различные виды особых услуг, в целом похожих на те, которые оказывали ОПГ. Это услуги, связанные с перераспределением активов и регулированием конкуренции, они заказываются и оплачиваются бизнесом.
Вопреки общепринятому словоупотреблению заказываются не уголовные дела, а воздействие на юридическое или физическое лицо с целью принуждения к определенному поведению (перечислению денег, продаже актива, изменению цены, изменению структуры собственников, отказ от каких-либо действий). То есть оплачивается применение власти, а не само уголовное дело — юридический термин только прикрывает суть дела. Но для того чтобы иметь возможность воздействовать на поведение других людей в своих интересах или интересах заказчиков, а также избегать ответственности за последствия своих действий, отдельным сотрудникам органов или МСГ необходимо фабриковать обоснования по закону. Способами фабрикации оснований являются уголовные дела, но заказывают, повторим, отнюдь не дела, а действия, которые они санкционируют.
Распространенной услугой является принуждение к продаже актива и к снижению его цены ниже рыночной. С точки зрения рынка и рационального размещения ресурсов отклонение от свободного ценообразования, то есть любое принудительное отклонение цены от рыночного уровня, наносит ущерб экономике. Но с точки зрения индивидуального покупателя покупка такой услуги имеет смысл, если принудительный дисконт выше, чем цена заказного уголовного дела и оперативных мероприятий. Следуя личной выгоде при покупке активов по заниженной цене за счет давления на продавца с помощью уголовного дела, отдельный бизнесмен поддерживает рынок услуг силовых предпринимателей, тем самым повышая общие риски и воспроизводя систему, которая явно невыгодна для бизнеса в целом.
Показательным случаем использования силового ресурса для перераспределения активов было, например, давление на Михаила Гуцериева в 2006 году с целью принуждения к продаже компании «Русснефть», которую тот создал и агрессивно развивал на протяжении нескольких лет. Для того чтобы вынудить его продать компанию, против него «возбудили 70 уголовных дел. Сейчас все они закрыты. Сам Гуцериев в интервью газете «Ведомости» после возвращения из вынужденной эмиграции рассказал: «Постоянно шли обыски у меня дома, у топ-менеджеров «Русснефти». За моим домом установили слежку. Под окнами посадили приставов, сидят, мерзнут. Я их пригласил подняться в дом, погреться и перекусить, а они — «не положено». Когда начинаешь переживать, болит сердце, мучают сомнения, без конца прокручиваешь в памяти слова, поступки, ситуации. Я не мог находиться в моей «Русснефти», пока там шли обыски».
Продажа компании «Евросеть» ее создателем Евгением Чичваркиным осуществлялась «под» уголовным преследованием, от которого Чичваркин, как и Гуцериев, скрылся в Лондоне. По словам уже бывшего владельца парфюмерного холдинга «Арбат-Престиж» Владимира Некрасова, его вынуждали продать компанию за $3 млн, после того как против него и его партнера Сергея Шнайдера (он же дважды судимый в СССР Семен Могилевич) возбудили уголовное дело за неуплату налогов. Оба содержались под арестом во время предварительного следствия. Некрасов отказался продать компанию дешево, но впоследствии ее пришлось обанкротить, так как владельцы провели в заключении полтора года и не смогли ею управлять. В итоге суд вернул дело на доследование за отсутствием доказательств, и оно было закрыто, но компания исчезла с рынка.
Образцы подобных действий были созданы руководством страны в форме сначала дела Владимира Гусинского, которого под уголовным преследованием вынудили покинуть страну и продать активы, а затем «дела ЮКОСа» в 2003–2005 годах, которое послужило для правоохранительных органов своего рода сигналом об изменении политики и приемлемости использования уголовных дел для перераспределения собственности — уже как бизнеса, без всякой политики.
Масштабы этого явления помимо громких случаев установить достаточно трудно, тем более что часть заказов на воздействие на конкурентов могла проходить в форме дел оперативного учета, которые не отражаются в статистике, а часть — в форме оперативных действий, не доведенных до возбуждения уголовного дела. Но и одной статистики уголовных дел по типичным экономическим статьям, таким как ст. 159 «Мошенничество» и ст. 22 главы УК («Преступления в сфере экономической деятельности»), достаточно, чтобы получить представление о распространении в России силового предпринимательства. Анализ официальной статистики МВД показывает значительный и опережающий рост числа зарегистрированных преступлений экономической направленности, то есть возбужденных уголовных дел, по сравнению с делами, которые передавались в суды, а также с числом вынесенных приговоров. То есть активность правоохранительных органов по возбуждению уголовных дел без судебной перспективы росла, причем особенно быстро в период с 2004-го по 2006 год, за который это число удвоилось. Аналогичную динамику демонстрировал и показатель количества возбужденных дел по статье 159 УК РФ «Мошенничество».
Источник: https://www.forbes.ru/ekonomika/vlast/74 ... -silovikov
