One of the features of the North Korean special services is the almost complete lack of information about them in the open press. There is no doubt that the South Korean and closely interacting American intelligence agencies have considerable information about the activities of their "colleagues" from the DPRK, but for reasons that are not completely understood, they are extremely reluctant to share this information. During the Cold War, American publishers often published books about the “KGB arm” and “GRU secrets,” which, in addition to direct propaganda, contained a considerable amount of real information about the Soviet special services. Now a lot has been written about the special services of the PRC. The situation with the North Korean “bodies” is completely different: there are very few publications on their structure and features.
The peculiarity of North Korea is that the usual for former socialist countries pair “military intelligence - political intelligence” in it is replaced by the triad “military intelligence - political intelligence - party intelligence”. This is due to the history of the Labor Party of Korea. It was created in 1949 as a result of the merger of two formally independent parties - the Labor Party of North Korea and the Labor Party of South Korea (it is clear that party organizations in the South acted illegally, but their influence there was very noticeable). As a result, the TPK included clandestine organizations in the South, as well as quite significant partisan forces operating in South Korea. It is quite logical that a department was created within the Central Committee that was in charge of operations in the South, and which at first was staffed by former leaders of the South Korean underground. Soon, however, Kim Il Sung acted with these founding fathers of Korean communism in the same way that Stalin did with Bukharin and Zinoviev, and the South Korean authorities first suppressed the partisan movement, and then, by the end of the 1950s, liquidated the South Korean communist underground. However, the department, originally called the “Communications Department” (Korean ёнnlak poo - - meaning communications with underground organizations in the south), remained and continued to function as part of the Central Committee of the TPK. For a long time it was believed that its main task should be to recreate the communist underground in South Korea. Only by the 1970s it became completely clear that this task was not feasible, and the department focused on the overall management of all intelligence operations against South Korea and became the main coordinator of all operations of the North Korean intelligence services. The department was repeatedly reorganized and renamed, divided into several departments and merged again. In recent years he was given the very mysterious name "Office of the 35th room" (cor. "35 ho sil"). Of all the Korean intelligence services, "35th room" is the smallest, but also the most influential , and she is engaged not only in South Korea, although this direction, of course, is a priority, but also by other foreign countries. The composition of the Office includes departments: South Korea, Japan, international, USA, Southeast Asia, general and operational. Russia is under the jurisdiction of the International Division, which deals with countries that are not within the competence of specialized departments (Europe, Africa, Latin America, the Middle East, but also China). Such a "low" status of Russia is associated with the general strategic orientation of the North Korean special services, which will be discussed later.
In addition to the "35th room" - North Korean party intelligence - operations against South Korea are also carried out by other departments of the TPK Central Committee, primarily the United Front Division, which is responsible for propaganda to South Korea. Despite the enormous economic lag of the North, this propaganda is still carried out on a large scale: annually, with the help of balloons, about 100 thousand leaflets are thrown into South Korea, supposedly "underground South Korean" Voice of the Salvation of the Motherland "radio station broadcasts, individual operations are widely carried out on the ideological treatment of the South Korean opposition. All departments of the Central Committee involved in work in South Korea are referred to as the “third building” (Box 3 of Ho Chongsea), since they are actually located in a separate complex of buildings on the outskirts of Moranbon Park in Pyongyang. These departments are subordinate to the Secretary of the Central Committee, who oversees relations with the South.
The country's main intelligence service is the Ministry of State Security (cor. "Kukka anjon povison"), which is an approximate North Korean copy of the KGB. The IPBG is responsible for internal and external intelligence, counterintelligence, and political investigation. Unlike the KGB, the IYCF does not protect the government and the head of state - these functions are entrusted to the Protection Command (cor. Havi saryenbu), which formally is part of the armed forces, but is in fact an independent organization ... The IOFG history begins in 1948. Subsequently, it somewhat once it merged with the Ministry of Internal Affairs, then stood out from its composition. Finally, the IYBH acquired its independent status in 1973, and the current name in 1993. The IYEB is not formally considered to be an “ordinary” ministry. Along with the Ministry of Defense, it reports not to the Prime Minister, but directly to the head of state (in accordance with the constitutional amendments introduced in 1998, this is the Chairman of the DPRK Defense Council). Like its Soviet prototype, the MOBH has an extensive network of local governments reaching the county level. Its representatives are also active in all large organizations and institutions. IODC also runs political crime camps that are held separately from criminals in North Korea. In some periods of the IOBG, border troops were subordinate, but at present they are transferred to the Ministry of Defense. The staff of the Ministry is about 50 thousand people. After the death of Lee Chin-su in 1987, the name of the new head of the IATG was not officially announced. It is possible that formally (albeit secretly) this post is now occupied by the supreme ruler of North Korea - Kim Jong Il, although it is also possible that the North Korean authorities have decided to classify even the name of the head of this important department. It is significant that the son of Kim Jong Il and, possibly, the next ruler of the Confucian-communist dynasty Kimov, 28-year-old Kim Jong-nam, is currently sent to serve precisely in the IYBG (his father used to “internship” in the Central Committee of the party).
Some functions of the political police are also performed by the Ministry of Public Security (IOB, cor. "Sahwe anjeong son"), which is mainly the ordinary police. In addition to combating criminal crime, ensuring law and order, etc., the IOB is in charge of a propiska system, which at one time was borrowed from the USSR, but significantly tightened, and also carries out daily supervision of citizens. The IOB has 180 thousand people.
Army intelligence is led by the intelligence department of the General Staff of the KPA (cor.chonchkhalguk). At the beginning of 1999, Colonel-General Kim Tesik, who has held this post since at least 1992, was the head of the army. The main object of the army intelligence is South Korea, on the territory of which there is an extensive network of illegal residencies. In addition, officers of military intelligence units make regular raids into the South, during which they collect information about South Korean and American units, and also prepare for sabotage acts in wartime. Such raids are carried out at least 10-15 times a year.
In most cases, reconnaissance groups land on the east or south coast from submarines or boats, and after the end of the raid (lasting about a week), the boat takes them back. Agents are also being shipped to Japan. The DPRK Navy is armed with about 20 small submarines specially designed for landing agents. Landing can also be carried out from conventional submarines. In addition to submarines, semi-submersible boats are widely used for this purpose. In a semi-submerged state, only a low (less than one and a half meters) deckhouse rises above the water at a boat, its speed is 4 knots, and it is very difficult to detect it. Such boats have been manufactured in the DPRK since the mid-1960s. and currently there are about 50 of them.
In general, the North Korean intelligence community is characterized by special attention, which is paid to undercover methods of work. This somewhat archaic approach was largely chosen not from a good life: North Korean radio intelligence is weak, aerospace intelligence is simply absent, and the ability to receive relevant information from the allies was limited even in the old days when North Korea had allies. At the same time, the cultural and linguistic proximity of a potential adversary significantly reduces the cost of preparing illegal immigrants. A significant role is played by the bet on the broadest use of special forces in case of war (this rate, by the way, is also dictated by the desire to compensate for the overwhelming superiority of the enemy in conventional weapons). In fact, many special forces officers, performing "peacetime" tasks in the South, get acquainted with the territory and objects against which they will have to act in the event of a large-scale conflict.
Special forces intended for sabotage operations in South Korea are also subordinate to the KPA intelligence department. During periods of aggravation of the Korean conflict, these units repeatedly participated in real operations. In particular, they organized an unsuccessful raid on the residence of South Korean presidents in January 1968, as well as a number of sabotage raids on areas of the southern and eastern coasts in the late 1960s.
The functions of the army counterintelligence and political police are carried out by a system of special departments, which is subordinate to the Office of Internal Political Security (Cor. Management is part of the Moscow Region, and reports directly to the Organizational Department of the Central Committee of the TPK. The main task of the Office and its field offices is to identify foreign (primarily South Korean) agents, as well as politically unreliable soldiers and officers. In 1997, the department was headed by General Won Eun-hee.
The main area of operations is South Korea, with which the DPRK is still formally at war. All special services of the DPRK have an extensive agent network in South Korea. The relative liberalism of the counterintelligence regime in South Korea and the geographical conditions make the abandonment of agents a relatively simple undertaking. As a rule, abandonment is carried out from specially built submarines, which covertly approach the coast of South Korea, as well as from special semi-submersible boats (in the submerged position above the water there is only a cabin less than half a meter high). Thus, even a sort of "tourist trip" of North Korean recruited agents to Pyongyang and vice versa was repeatedly organized.
Operations with South Korea have three main objectives: collecting secret information about a likely enemy, preparing the conditions for operations of special forces in the event of a war, internal destabilization of the South Korean regime and cultivating the left, pro-communist opposition. Historically, the latter goal was considered the most important, but now it has faded into the background: the economic and social successes of South Korea are such that Stalinist North Korea does not cause much sympathy among those dissatisfied with the existing South Korean system. In recent years, even a noticeable part of the left opposition has been trying to dissociate itself from it. The regime’s destabilization operations include “active measures” - terrorist acts against South Korean leaders or symbolically important targets. The most famous are the repeated attempts to kill South Korean presidents (Seoul 1968, Seoul 1974, Rangoon 1982), as well as the hijackings and explosions of South Korean aircraft, the last of which occurred in 1987. In the 1990s, such operations were practically curtailed - perhaps due to its apparent political inefficiency. The only exception was the killing in 1997 of Seoul, a distant relative of Kim Jong Il, who fled to the South and began to actively participate in anti-Pyongyang propaganda there. Nevertheless, both experience and well-trained personnel in the DPRK remain, and can be used at any time. On the other hand, in recent years, the DPRK special services have become actively engaged in illegal economic activity. North Koreans produce high-quality counterfeit dollars, which are then sold through Southeast Asian countries, and actively use their diplomatic missions to trade in ivory and drugs. In the current conditions, when the country has no more than 15-20% of production capacity and “normal” trade is simply impossible (there is nothing to sell), such operations are an important source of currency for the DPRK.
The North Korean special services are also engaged in more traditional operations, primarily undercover intelligence. Recruitment of agents in South Korea is ongoing with considerable activity. In recent years, South Korean intelligence agencies have uncovered a number of North Korean agents, some of whom spent several decades in the south and occupied a prominent position in South Korean society (professors of prestigious universities, religious activists, etc.).
North Korean intelligence operations outside of Korea are mainly subordinated to confrontation with the South, as well as to suppress internal opposition. Since the fifties, one of the main areas of work of the North Korean special services has been the monitoring of DPRK citizens who were in other socialist countries - students, interns, and workers. This task became especially urgent in the 1960s, when relations between the DPRK and the fraternal countries were, despite all the smiles and oaths, very tense, and the North Korean could go to prison for reading the newspaper Pravda. The history of the North Korean special services in the socialist countries abounds in the abductions of fellow citizens who had fallen into heresy, who were taken out for reprisal in Pyongyang. In 1959, the abduction of a student at the Moscow Conservatory caused a small diplomatic scandal and ended with the recall of the North Korean ambassador from Moscow. Shortly before that, North Korean agents kidnapped Ho Un-be, the leader of opposition-minded students (later a famous historian), who managed to escape by jumping out of an embassy window. From the late sixties, cases of industrial espionage in fraternal countries, primarily in the USSR, became known. The main interest was caused by the military and mining industries - industries that were then actively developing in the DPRK.
Outside the country, North Korean special services are active in those countries in which there is a Korean community and which can be used as a springboard for operations against the South. Historically, the North Koreans worked most intensively in Japan. In this country there is a significant Korean minority - approximately 700 thousand people. Most Japanese Koreans come from the southern provinces, but due to a number of historical reasons, a significant part of them occupy pro-Pyongyang positions and formally even are citizens of the DPRK. Voluntary and not entirely voluntary donations and transfers of Japanese Koreans, as well as income from enterprises organized with their help, are an important source of currency for Pyongyang. In addition, Japan is of interest in terms of industrial espionage, as well as an important base for operations against South Korea. In recent years, the center of confrontation between the intelligence of the North and the South has shifted to Manchuria, where from 100 to 150 thousand refugees from North Korea are now illegally located. In addition, there are approximately 2 million ethnic Koreans who are citizens of the PRC, as well as South Korean firms and joint ventures. All this makes Manchuria a natural area of operations for North Korean and South Korean special services. From the point of view of the southerners, Manchuria (along with Russian Primorye) is the only area in which they can directly recruit agents of their number of North Koreans. It is possible that in recent years, South Korean intelligence officers have occasionally infiltrated the territory of the North under the guise of shuttle traders. Southerners have ceased to engage in the direct transfer of their agents to the territory of the DPRK since the sixties, when the sharp tightening of the counter-intelligence regime in the DPRK made such attempts hopeless.
To a certain extent, clashes between the special services of the South and the North affect the CIS states, most of which have Korean communities. In general, however, Koreans b. The USSR is not interested in the policy of “historical homelands”, and operations are more likely concentrated around the citizens of the DPRK and the Republic of Kazakhstan who are in Russia (South Korean students, North Korean lumberjacks, etc.). The main arena of confrontation is the Far East, where a large number of citizens of both Koreas are concentrated.
An interesting feature of the North Korean special services is a predilection for kidnapping. According to South Korean data, from 1953 to 2000 at least 500 South Korean citizens were kidnapped (not counting the crews of fishing vessels caught in the territorial waters of the DPRK). The facts of the abduction of several dozen Japanese were also confirmed. In some cases, people were abducted who accidentally witnessed the landing or departure of North Korean intelligence groups, but in many other cases one can only guess at the reasons for the abductions. It is known that some of the abductees are used to train agents intended to be sent to the South or Japan, and they also edit the propaganda materials that are published in Pyongyang on behalf of non-existent South Korean opposition groups. In particular, Kim Hyun-hee, who blew up a North Korean airliner in 1987, studied Japanese and customs under the guidance of the Japanese hostess Taguchi Yahiko, who was abducted in 1978 (the legend stipulated that Kim Hyun-hee and her partner would impersonate Japanese tourists).
In domestic politics, the main task of the North Korean special services (first of all, the MOBH) is to suppress in the bud any opposition to the Kimov regime. There is a counterintelligence regime unique in its rigidity. There is a registration system, travel around the country is limited, and even a trip to a neighboring county requires written permission from the IOBG (however, in recent years this control has been noticeably weakened). All residents of the quarter or entrance are required to be part of the "people's group" - inminban. The main task of the group is to control the entire life of its members, and the leadership of the group is supposed to be informed if an outsider sleeps in the house of one of the members, as well as in the case of a trip somewhere for several days. Owning a free-tuned radio in itself is already a criminal offense, and all successors sold in the country have a fixed tuning to the wave of official broadcasting. All foreign press goes to the special stores. Any conversation between a foreigner and a North Korean who does not have the authority to contact foreign citizens becomes an occasion for investigation, and sometimes leads to arrest. Even relatively harmless criticisms of the authorities are punished immediately and extremely harshly. In the case of arrest on political charges, the whole family is subject to immediate expulsion. Recently, in the conditions of a complete economic collapse, control has been somewhat weakened (in particular, for some time restrictions on travel around the country did not apply), but in general the system continued to function. All these measures have led to the fact that there is no dissident movement in any form in the DPRK, and the activity of foreign intelligence is extremely difficult. Residencies can actually act only under the guise of embassies, but not all powers have their embassies in Pyongyang (the DPRK has no diplomatic relations with the United States, Japan, and most EU countries.
The peculiarity of North Korea is that the usual for former socialist countries pair “military intelligence - political intelligence” in it is replaced by the triad “military intelligence - political intelligence - party intelligence”. This is due to the history of the Labor Party of Korea. It was created in 1949 as a result of the merger of two formally independent parties - the Labor Party of North Korea and the Labor Party of South Korea (it is clear that party organizations in the South acted illegally, but their influence there was very noticeable). As a result, the TPK included clandestine organizations in the South, as well as quite significant partisan forces operating in South Korea. It is quite logical that a department was created within the Central Committee that was in charge of operations in the South, and which at first was staffed by former leaders of the South Korean underground. Soon, however, Kim Il Sung acted with these founding fathers of Korean communism in the same way that Stalin did with Bukharin and Zinoviev, and the South Korean authorities first suppressed the partisan movement, and then, by the end of the 1950s, liquidated the South Korean communist underground. However, the department, originally called the “Communications Department” (Korean ёнnlak poo - - meaning communications with underground organizations in the south), remained and continued to function as part of the Central Committee of the TPK. For a long time it was believed that its main task should be to recreate the communist underground in South Korea. Only by the 1970s it became completely clear that this task was not feasible, and the department focused on the overall management of all intelligence operations against South Korea and became the main coordinator of all operations of the North Korean intelligence services. The department was repeatedly reorganized and renamed, divided into several departments and merged again. In recent years he was given the very mysterious name "Office of the 35th room" (cor. "35 ho sil"). Of all the Korean intelligence services, "35th room" is the smallest, but also the most influential , and she is engaged not only in South Korea, although this direction, of course, is a priority, but also by other foreign countries. The composition of the Office includes departments: South Korea, Japan, international, USA, Southeast Asia, general and operational. Russia is under the jurisdiction of the International Division, which deals with countries that are not within the competence of specialized departments (Europe, Africa, Latin America, the Middle East, but also China). Such a "low" status of Russia is associated with the general strategic orientation of the North Korean special services, which will be discussed later.
In addition to the "35th room" - North Korean party intelligence - operations against South Korea are also carried out by other departments of the TPK Central Committee, primarily the United Front Division, which is responsible for propaganda to South Korea. Despite the enormous economic lag of the North, this propaganda is still carried out on a large scale: annually, with the help of balloons, about 100 thousand leaflets are thrown into South Korea, supposedly "underground South Korean" Voice of the Salvation of the Motherland "radio station broadcasts, individual operations are widely carried out on the ideological treatment of the South Korean opposition. All departments of the Central Committee involved in work in South Korea are referred to as the “third building” (Box 3 of Ho Chongsea), since they are actually located in a separate complex of buildings on the outskirts of Moranbon Park in Pyongyang. These departments are subordinate to the Secretary of the Central Committee, who oversees relations with the South.
The country's main intelligence service is the Ministry of State Security (cor. "Kukka anjon povison"), which is an approximate North Korean copy of the KGB. The IPBG is responsible for internal and external intelligence, counterintelligence, and political investigation. Unlike the KGB, the IYCF does not protect the government and the head of state - these functions are entrusted to the Protection Command (cor. Havi saryenbu), which formally is part of the armed forces, but is in fact an independent organization ... The IOFG history begins in 1948. Subsequently, it somewhat once it merged with the Ministry of Internal Affairs, then stood out from its composition. Finally, the IYBH acquired its independent status in 1973, and the current name in 1993. The IYEB is not formally considered to be an “ordinary” ministry. Along with the Ministry of Defense, it reports not to the Prime Minister, but directly to the head of state (in accordance with the constitutional amendments introduced in 1998, this is the Chairman of the DPRK Defense Council). Like its Soviet prototype, the MOBH has an extensive network of local governments reaching the county level. Its representatives are also active in all large organizations and institutions. IODC also runs political crime camps that are held separately from criminals in North Korea. In some periods of the IOBG, border troops were subordinate, but at present they are transferred to the Ministry of Defense. The staff of the Ministry is about 50 thousand people. After the death of Lee Chin-su in 1987, the name of the new head of the IATG was not officially announced. It is possible that formally (albeit secretly) this post is now occupied by the supreme ruler of North Korea - Kim Jong Il, although it is also possible that the North Korean authorities have decided to classify even the name of the head of this important department. It is significant that the son of Kim Jong Il and, possibly, the next ruler of the Confucian-communist dynasty Kimov, 28-year-old Kim Jong-nam, is currently sent to serve precisely in the IYBG (his father used to “internship” in the Central Committee of the party).
Some functions of the political police are also performed by the Ministry of Public Security (IOB, cor. "Sahwe anjeong son"), which is mainly the ordinary police. In addition to combating criminal crime, ensuring law and order, etc., the IOB is in charge of a propiska system, which at one time was borrowed from the USSR, but significantly tightened, and also carries out daily supervision of citizens. The IOB has 180 thousand people.
Army intelligence is led by the intelligence department of the General Staff of the KPA (cor.chonchkhalguk). At the beginning of 1999, Colonel-General Kim Tesik, who has held this post since at least 1992, was the head of the army. The main object of the army intelligence is South Korea, on the territory of which there is an extensive network of illegal residencies. In addition, officers of military intelligence units make regular raids into the South, during which they collect information about South Korean and American units, and also prepare for sabotage acts in wartime. Such raids are carried out at least 10-15 times a year.
In most cases, reconnaissance groups land on the east or south coast from submarines or boats, and after the end of the raid (lasting about a week), the boat takes them back. Agents are also being shipped to Japan. The DPRK Navy is armed with about 20 small submarines specially designed for landing agents. Landing can also be carried out from conventional submarines. In addition to submarines, semi-submersible boats are widely used for this purpose. In a semi-submerged state, only a low (less than one and a half meters) deckhouse rises above the water at a boat, its speed is 4 knots, and it is very difficult to detect it. Such boats have been manufactured in the DPRK since the mid-1960s. and currently there are about 50 of them.
In general, the North Korean intelligence community is characterized by special attention, which is paid to undercover methods of work. This somewhat archaic approach was largely chosen not from a good life: North Korean radio intelligence is weak, aerospace intelligence is simply absent, and the ability to receive relevant information from the allies was limited even in the old days when North Korea had allies. At the same time, the cultural and linguistic proximity of a potential adversary significantly reduces the cost of preparing illegal immigrants. A significant role is played by the bet on the broadest use of special forces in case of war (this rate, by the way, is also dictated by the desire to compensate for the overwhelming superiority of the enemy in conventional weapons). In fact, many special forces officers, performing "peacetime" tasks in the South, get acquainted with the territory and objects against which they will have to act in the event of a large-scale conflict.
Special forces intended for sabotage operations in South Korea are also subordinate to the KPA intelligence department. During periods of aggravation of the Korean conflict, these units repeatedly participated in real operations. In particular, they organized an unsuccessful raid on the residence of South Korean presidents in January 1968, as well as a number of sabotage raids on areas of the southern and eastern coasts in the late 1960s.
The functions of the army counterintelligence and political police are carried out by a system of special departments, which is subordinate to the Office of Internal Political Security (Cor. Management is part of the Moscow Region, and reports directly to the Organizational Department of the Central Committee of the TPK. The main task of the Office and its field offices is to identify foreign (primarily South Korean) agents, as well as politically unreliable soldiers and officers. In 1997, the department was headed by General Won Eun-hee.
The main area of operations is South Korea, with which the DPRK is still formally at war. All special services of the DPRK have an extensive agent network in South Korea. The relative liberalism of the counterintelligence regime in South Korea and the geographical conditions make the abandonment of agents a relatively simple undertaking. As a rule, abandonment is carried out from specially built submarines, which covertly approach the coast of South Korea, as well as from special semi-submersible boats (in the submerged position above the water there is only a cabin less than half a meter high). Thus, even a sort of "tourist trip" of North Korean recruited agents to Pyongyang and vice versa was repeatedly organized.
Operations with South Korea have three main objectives: collecting secret information about a likely enemy, preparing the conditions for operations of special forces in the event of a war, internal destabilization of the South Korean regime and cultivating the left, pro-communist opposition. Historically, the latter goal was considered the most important, but now it has faded into the background: the economic and social successes of South Korea are such that Stalinist North Korea does not cause much sympathy among those dissatisfied with the existing South Korean system. In recent years, even a noticeable part of the left opposition has been trying to dissociate itself from it. The regime’s destabilization operations include “active measures” - terrorist acts against South Korean leaders or symbolically important targets. The most famous are the repeated attempts to kill South Korean presidents (Seoul 1968, Seoul 1974, Rangoon 1982), as well as the hijackings and explosions of South Korean aircraft, the last of which occurred in 1987. In the 1990s, such operations were practically curtailed - perhaps due to its apparent political inefficiency. The only exception was the killing in 1997 of Seoul, a distant relative of Kim Jong Il, who fled to the South and began to actively participate in anti-Pyongyang propaganda there. Nevertheless, both experience and well-trained personnel in the DPRK remain, and can be used at any time. On the other hand, in recent years, the DPRK special services have become actively engaged in illegal economic activity. North Koreans produce high-quality counterfeit dollars, which are then sold through Southeast Asian countries, and actively use their diplomatic missions to trade in ivory and drugs. In the current conditions, when the country has no more than 15-20% of production capacity and “normal” trade is simply impossible (there is nothing to sell), such operations are an important source of currency for the DPRK.
The North Korean special services are also engaged in more traditional operations, primarily undercover intelligence. Recruitment of agents in South Korea is ongoing with considerable activity. In recent years, South Korean intelligence agencies have uncovered a number of North Korean agents, some of whom spent several decades in the south and occupied a prominent position in South Korean society (professors of prestigious universities, religious activists, etc.).
North Korean intelligence operations outside of Korea are mainly subordinated to confrontation with the South, as well as to suppress internal opposition. Since the fifties, one of the main areas of work of the North Korean special services has been the monitoring of DPRK citizens who were in other socialist countries - students, interns, and workers. This task became especially urgent in the 1960s, when relations between the DPRK and the fraternal countries were, despite all the smiles and oaths, very tense, and the North Korean could go to prison for reading the newspaper Pravda. The history of the North Korean special services in the socialist countries abounds in the abductions of fellow citizens who had fallen into heresy, who were taken out for reprisal in Pyongyang. In 1959, the abduction of a student at the Moscow Conservatory caused a small diplomatic scandal and ended with the recall of the North Korean ambassador from Moscow. Shortly before that, North Korean agents kidnapped Ho Un-be, the leader of opposition-minded students (later a famous historian), who managed to escape by jumping out of an embassy window. From the late sixties, cases of industrial espionage in fraternal countries, primarily in the USSR, became known. The main interest was caused by the military and mining industries - industries that were then actively developing in the DPRK.
Outside the country, North Korean special services are active in those countries in which there is a Korean community and which can be used as a springboard for operations against the South. Historically, the North Koreans worked most intensively in Japan. In this country there is a significant Korean minority - approximately 700 thousand people. Most Japanese Koreans come from the southern provinces, but due to a number of historical reasons, a significant part of them occupy pro-Pyongyang positions and formally even are citizens of the DPRK. Voluntary and not entirely voluntary donations and transfers of Japanese Koreans, as well as income from enterprises organized with their help, are an important source of currency for Pyongyang. In addition, Japan is of interest in terms of industrial espionage, as well as an important base for operations against South Korea. In recent years, the center of confrontation between the intelligence of the North and the South has shifted to Manchuria, where from 100 to 150 thousand refugees from North Korea are now illegally located. In addition, there are approximately 2 million ethnic Koreans who are citizens of the PRC, as well as South Korean firms and joint ventures. All this makes Manchuria a natural area of operations for North Korean and South Korean special services. From the point of view of the southerners, Manchuria (along with Russian Primorye) is the only area in which they can directly recruit agents of their number of North Koreans. It is possible that in recent years, South Korean intelligence officers have occasionally infiltrated the territory of the North under the guise of shuttle traders. Southerners have ceased to engage in the direct transfer of their agents to the territory of the DPRK since the sixties, when the sharp tightening of the counter-intelligence regime in the DPRK made such attempts hopeless.
To a certain extent, clashes between the special services of the South and the North affect the CIS states, most of which have Korean communities. In general, however, Koreans b. The USSR is not interested in the policy of “historical homelands”, and operations are more likely concentrated around the citizens of the DPRK and the Republic of Kazakhstan who are in Russia (South Korean students, North Korean lumberjacks, etc.). The main arena of confrontation is the Far East, where a large number of citizens of both Koreas are concentrated.
An interesting feature of the North Korean special services is a predilection for kidnapping. According to South Korean data, from 1953 to 2000 at least 500 South Korean citizens were kidnapped (not counting the crews of fishing vessels caught in the territorial waters of the DPRK). The facts of the abduction of several dozen Japanese were also confirmed. In some cases, people were abducted who accidentally witnessed the landing or departure of North Korean intelligence groups, but in many other cases one can only guess at the reasons for the abductions. It is known that some of the abductees are used to train agents intended to be sent to the South or Japan, and they also edit the propaganda materials that are published in Pyongyang on behalf of non-existent South Korean opposition groups. In particular, Kim Hyun-hee, who blew up a North Korean airliner in 1987, studied Japanese and customs under the guidance of the Japanese hostess Taguchi Yahiko, who was abducted in 1978 (the legend stipulated that Kim Hyun-hee and her partner would impersonate Japanese tourists).
In domestic politics, the main task of the North Korean special services (first of all, the MOBH) is to suppress in the bud any opposition to the Kimov regime. There is a counterintelligence regime unique in its rigidity. There is a registration system, travel around the country is limited, and even a trip to a neighboring county requires written permission from the IOBG (however, in recent years this control has been noticeably weakened). All residents of the quarter or entrance are required to be part of the "people's group" - inminban. The main task of the group is to control the entire life of its members, and the leadership of the group is supposed to be informed if an outsider sleeps in the house of one of the members, as well as in the case of a trip somewhere for several days. Owning a free-tuned radio in itself is already a criminal offense, and all successors sold in the country have a fixed tuning to the wave of official broadcasting. All foreign press goes to the special stores. Any conversation between a foreigner and a North Korean who does not have the authority to contact foreign citizens becomes an occasion for investigation, and sometimes leads to arrest. Even relatively harmless criticisms of the authorities are punished immediately and extremely harshly. In the case of arrest on political charges, the whole family is subject to immediate expulsion. Recently, in the conditions of a complete economic collapse, control has been somewhat weakened (in particular, for some time restrictions on travel around the country did not apply), but in general the system continued to function. All these measures have led to the fact that there is no dissident movement in any form in the DPRK, and the activity of foreign intelligence is extremely difficult. Residencies can actually act only under the guise of embassies, but not all powers have their embassies in Pyongyang (the DPRK has no diplomatic relations with the United States, Japan, and most EU countries.
Original message
Одна из особенностей северокорейских спецслужб – почти полное отсутствие информации о них в открытой печати. Нет сомнений, что южнокорейские и тесно взаимодействующие с ними американские спецслужбы обладают немалой информацией о деятельности своих "коллег" из КНДР, однако по не совсем понятным причинам этой информацией они делятся крайне неохотно. В годы Холодной войны американские издательства часто печатали книги о "руке КГБ" и "тайнах ГРУ", которые, помимо прямой пропаганды, содержали и немалое количество реальной информации о советских спецслужбах. Сейчас немало написано о спецслужбах КНР. С северокорейскими же "органами" ситуация обстоит совершенно иначе: публикаций об их структуре и особенностях крайне мало.
Особенность Северной Кореи в том, что обычная для бывших соцстран пара "военная разведка – политическая разведка" в ней заменена на триаду "военная разведка – политическая разведка – партийная разведка". Связано это с историей Трудовой Партии Кореи. Она была создана в 1949 году в результате слияния двух формально самостоятельных партий – Трудовой Партии Северной Кореи и Трудовой партии Южной Кореи (понятно, что на Юге партийные организации действовали нелегально, но влияние их там было весьма заметным). В результате в составе ТПК оказались подпольные организации Юга, а также довольно значительные партизанские силы, действовавшие в Южной Корее. Вполне логично, что в составе ЦК был создан отдел, который ведал операциями на Юге, и который поначалу комплектовался бывшими руководителями южнокорейского подполья. Вскоре, однако, Ким Ир Сен поступил с этими отцами-основателями корейского коммунизма так же, как Сталин – с Бухариным и Зиновьевым, а южнокорейские власти сначала подавили партизанское движение, а потом – к концу 1950-х годов – ликвидировали и южнокорейское коммунистическое подполье. Однако, отдел, поначалу именовавшийся "Отделом связи" (кор. ёнлак пу" – имелась в виду связь с подпольными организациями на юге), в составе ЦК ТПК остался и продолжал функционирование. Долгое время считалось, что главной его задачей должно быть воссоздание коммунистического подполья в Южной Корее. Только к 1970-м годам стало окончательно ясно, что задача эта неосуществима, а отдел сосредоточился на общем руководстве всеми разведывательными операциями против Южной Кореи и превратился в главного координатора всех операций северокорейских спецслужб. Отдел неоднократно реорганизовывался и переименовывался, разделялся на несколько отделов и вновь сливался воедино. В последние годы ему присвоили совсем уж таинственное название "Управление 35-й комнаты" (кор. "35 хо силь"). Из всех корейских спецслужб "35-я комната" – самая маленькая, но и самая влиятельная, причем занимается она не только Южной Кореей, хотя это направление, безусловно, является приоритетным, но ииными зарубежными странами. В состав Управления входят отделы: Южной Кореи, Японии, международный, США, Юго-Восточной Азии, общий и оперативный. Россия находится в ведении Международного отдела, который занимается теми странами, что не входят в компетенцию специализировавнных отделов (Европа, Африка, Латинская Америка, Ближний Восток, но также и Китай). Такой "низкий" статус России связан с общей стратегической ориентацией северокорейских спецслужб, о которой речь пойдет далее.
Кроме "35-й комнаты" – северокорейской партийной разведки – операциями против Южной Кореи занимаются и другие отделы ЦК ТПК, в первую очередь – Отдел единого фронта, который отвечает за пропаганду на Южную Корею. Несмотря на громадное экономическое отставание Севера, пропаганда эта по-прежнему ведется с немалым размахом: ежегодно с помощью аэростатов в Южную Корею забрасывается около 100 тысяч листовок, из приграничного Кэсона вещает якобы "подпольная южнокорейская" радиостанция "Голос спасения Родины", широко проводятся индивидуальные операции по идеологической обработке южнокорейских оппозиционеров. Все отделы ЦК, занимающиеся работой по Южной Корее, именуются "третьим строением" (кор. 3 хо чхонъса), так как они действительно располагаются в отдельном комплексе зданий на окраине парка Моранбон в Пхеньяне. Эти отделы подчиняются секретарю ЦК, курирующему отношения с Югом.
Главной спецслужбой страны является Министерство охраны безопасности государства (кор. "кукка анчжон повисонъ"), которое представляет из себя приблизительную северокорейскую копию КГБ. В ведении МОБГ находятся внутренняя и внешняя разведка, контрразведка и политический сыск. В отличие от КГБ, МОБГ не занимается охраной правительства и главы государства – эти функции поручены Командованию охраны (кор. хови сарёнъбу), которое формально входит в состав вооруженных сил, но фактически является самостоятельной организацией… История МОБГ начинается в 1948 г. Впоследствии оно несколько раз то сливалось с МВД, то выделялось из его состава. Окончательно МОБГ приобрело свой независимый статус в 1973 г., а нынешнее название – в 1993 г. МОБГ даже формально не считается "обычным" министерством. Наряду с Министерством обороны, оно подчиняется не премьер-министру, а непосредственно главе государства (в соответствии с внесенными в 1998 году поправками к Конституции, таковым является Председатель Совета обороны КНДР). Подобно своему советскому прототипу, МОБГ имеет разветвленную сеть местных управлений, доходящих до уровня уезда. Его представители действуют также при всех крупных организациях и учреждениях. В ведении МОБГ находятся также лагеря для политических преступников, которые в Северной Корее содержатся отдельно от уголовников. В отдельные периоды МОБГ подчинялись пограничные войска, но в настоящее время они переданы в состав Министерства обороны. Штатный состав Министерства – около 50 тысяч человек. После смерти Ли Чин-су в 1987 г. имя нового главы МОБГ официально не объявлялось. Не исключено, что формально (хотя и тайно) эту должность занимает сейчас сам верховный правитель Северной Кореи – Ким Чжон Ир, хотя возможно и то, что северокорейские власти решили засекретить даже имя главы этого важного ведомства. Показательно, что сын Ким Чжон Ира и, возможно, следующий правитель конфуцианско-коммунистической династии Кимов – 28-летний Ким Чон-нам в настоящее время отправлен на службу именно в МОБГ (его отец в свое время "стажировался" в ЦК партии).
Некоторые функции политической полиции выполняет также Министерство общественной безопасности (МОБ, кор."сахве анчжон сонъ"), которое в основном является полицией обычной. Помимо борьбы с уголовной преступностью, обеспечения правопорядка и т.п., МОБ ведает системой прописки, которая в свое время была позаимствована из СССР, но существенно ужесточена, а также осуществляет повседневный надзор за гражданами. В штате МОБ 180 тысяч человек.
Армейской разведкой руководит ею разведывательный отдел Генерального Штаба КНА (кор.чонъчхальгук). На начало 1999 г. его начальником являлся генерал-полковник Ким Тэ-сик, который занимает этот пост по меньшей мере с 1992 г. Главным объектом деятельности армейской разведки является Южная Корея, на территории которой действует разветвленная сеть нелегальных резидентур. Помимо этого, офицеры подразделений военной разведки совершают регулярные рейды на территорию Юга, в ходе которых проводят сбор информации о южнокорейских и американских частях, а также готовятся к осуществлению диверсионных актов в военное время. Подобные рейды совершаются по меньшей мере 10-15 раз в год.
В большинстве случаев разведывательные группы высаживаются на восточном или южном побережье с подводных лодок или катеров, а после окончания рейда (продолжительностью около недели), лодка забирает их обратно. Так же проводится заброска агентов и в Японию. На вооружении ВМФ КНДР находится около 20 малых подводных лодок, специально предназначенных для высадки агентов. Высадка может производиться и с обычных подводных лодок. Кроме подводных лодок, для этой цели широко используются полупогружаемые катера. В полупогруженном состоянии у катера над водой возвышается только невысокая (менее полутора метров) рубка, его скорость составляет 4 узла, и обнаружить его весьма трудно. Такие катера производятся в КНДР с середины 1960-гг. и в настоящее время их имеется около 50.
В целом для северокорейского разведывательного сообщества характерно особое внимание, которое уделяется агентурным методам работы. Этот – несколько архаичный – подход во многом выбран не от хорошей жизни: радиотехническая разведка КНДР слаба, аэрокосмическая – попросту отсутствует, а возможности получения соответствующей информации от союзников были ограничены даже в те давние времена, когда союзники у Северной Кореи имелись. В то же самое время культурная и языковая близость вероятного противника существенно удешевляет подготовку нелегалов. Немалую роль играет и ставка на широчайшее использование сил спецназначения в случае войны (эта ставка, кстати, также продиктована стремлением компенсировать подавляющее превосходства противника в обычных вооружениях). Фактически многие офицеры спецназа, выполняя в "мирное" время задачи на территории Юга, знакомятся с территорией и объектами, против которых им придется действовать в случае широкомасштабного конфликта.
Части спецназначения, предназначенные для диверсионных операций на территории Южной Кореи, также подчиняются разведывательному управлению КНА. В периоды обострения внутрикорейского противостояния эти части неоднократно участвовали в реальных операциях. В частности, ими был организован неудачный рейд на резиденцию южнокорейских президентов в январе 1968 г., а также ряд диверсионных рейдов по районам южного и восточного побережья в конце 1960-х гг.
Функции армейской контрразведки и политической полиции выполняет система особых отделов, которая подчиняется Управлению внутренней политической безопасности (кор. чончхи анчжон тэёль повичхо). Управление входит в состав МО, и подчиняется непосредственно Орготделу ЦК ТПК. Главная задача Управления и его подразделений на местах – выявление иностранных (в первую очередь – южнокорейских) агентов, а также политически неблагонадежных солдат и офицеров. На 1997 г. управление возглавлял генерал Вон Ын-хи.
Главное направление операций -- Южная Корея, с которой КНДР до сих пор формально находится в состоянии войны. Все спецслужбы КНДР имеют в Южной Корее развернутую агентурную сеть. Относительный либерализм контрразведывательного режима в Южной Корее и географические условия делают заброску агентов относительно несложным мероприятием. Как правило, заброска проводится со специально построенных подводных лодок, которые скрытно подходят к побережью Южной Кореи, а также со специальных полупогружаемых катеров (в погруженном положении над водой находится только рубка высотой менее полуметра). Таким образом неоднократно организовывались даже своего рода "туристские поездки" завербованных северокорейцами агентов в Пхеньян и обратно.
Операции с Южной Корее преследуют три основные цели: сбор секретной информации о вероятном противнике, подготовку условий для операций сил спецназначения в случае начала войны, внутреннюю дестабилизацию южнокорейского режима и культивацию левой, прокоммунистической оппозиции. Исторически именно последняя цель считалась важнейшей, но сейчас она отошла на второй план: экономические и социальные успехи Южной Кореи таковы, что и у недовольных существующим строем южнокорейцев сталинистская Северная Корея не вызывает особых симпатий. В последние годы от нее старается отмежеваться даже заметная часть левой оппозиции. Операции по дестабилизации режима включают в себя и "активные мероприятия" – террористические акты против южнокорейских руководителей или символически важных объектов. Наибольшей известностью пользуются неоднократные попытки убить южнокорейских президентов (Сеул 1968, Сеул 1974, Рангун 1982), а также угоны и взрывы южнокорейских самолетов, последний из которых произошел в 1987 г. В 1990-е годы подобные операции были практически свернуты – возможно, в силу явной своей политической неэффективности. Единственным исключением стало убийство в 1997 г. в Сеуле дальнего родственника Ким Чжон Ира, который бежал на Юг и стал там активно участвовать в антипхеньянской пропаганде. Тем не менее, и опыт, и хорошо обученный персонал в КНДР остаются, и могут быть использованы в любой момент. С другой стороны, в последние годы спецслужбы КНДР стали активно заниматься нелегальной экономической деятельностью. Северокорейцы производят высокачественные фальшивые доллары, которые потом реализуются через страны ЮВА, и активно используют свои дипломатические представительства для торговли слоновьей костью и наркотиками. В нынешних условиях, когда в стране работает не более 15-20% производственных мощностей, и "нормальная" торговля просто невозможна (продавать нечего), подобные операции являются для КНДР важным источником валюты.
Занимаются северокорейские спецслужбы и более традиционными операциями, в первую очередь – агентурной разведкой. Вербовка агентов в Южной Корее ведется с немалой активностью. В последние годы южнокорейскими спецслужбами были раскрыт ряд северокорейских агентов, некоторые из которых провели на юге несколько десятилетий и занимали заметное положение в южнокорейском обществе (профессора престижных университетов, религиозные активисты и т.п.).
Операции северокорейских спецслужб за пределами Кореи подчинены в основном задачам противостояния с Югом, а также подавления внутренней оппозиции. С пятидесятых годов одним из основных направлений работы северокорейских спецслужб было наблюдение за находившимися на территории других соцстран гражданами КНДР – студентами, стажерами, рабочими. Эта задача приобрела особую актуальность в 1960-е годы, когда отношения между КНДР и братскими странами были, несмотря на все улыбки и клятвы, весьма напряженными, а за чтение газеты "Правда" северокореец мог попасть в тюрьму. История деятельности северокорейских спецслужб в социалистических странах изобилует похищениями впавших в ересь сограждан, которые вывозились на расправу в Пхеньян. В 1959 г. похищение студента Московской консерватории вызвало небольшой дипломатический скандал и закончилось отзывом северокорейского посла из Москвы. Незадолго до этого в Москве северокорейскими агентами был похищен Хо Ун-бэ, лидер оппозиционно настроенных студентов (впоследствии – знаменитый историк), которому удалось спастись, выпрыгнув из окна посольства. С конца шестидесятых стали известны и случаи промышленного шпионажа в братских странах, в первую очередь – в СССР. Основной интерес вызывала военная и горнодобывающая промышленность – отрасли, которые тогда активно развивались в КНДР.
За пределами страны северокорейские спецслужбы активно действуют в тех странах, в которых есть корейская община и которые можно использовать как плацдарм для операций против Юга. Исторически наиболее интенсивно работали северокорейцы в Японии. В этой стране имеется значительное корейское меньшинство – примерно 700 тысяч человек. В большинстве своем японские корейцы – выходцы из южных провинций, но в силу ряда исторических причин заметная их часть занимает пропхеньянские позиции и формально даже является гражданами КНДР. Добровольные и не совсем добровольные пожертвования и переводы японских корейцев, а также доходы от организованных с их помощью предприятий являются для Пхеньяна важным источником валюты. Кроме того, Япония представляет из себя интерес с точки зрения промышленного шпионажа, а также как важная база для операций против Южной Кореи. В последние годы центр противостояния разведок Севера и Юга сместился в Манчжурию, где сейчас нелегально находится от 100 до 150 тысяч беженцев из Северной Кореи. Кроме того, там проживает примерно 2 миллиона этнических корейцев-граждан КНР, а также активно действуют южнокорейские фирмы и совместные предприятия. Все это делает Манчжурию естественным районом операций для северокорейских и южнокорейских спецслужб. С точки зрения южан, Манчжурия (наряду с российским Приморьем) – это единственный район, в котором они могут напрямую вербовать агентов их числа северокорейцев. Не исключено, что в последние годы сотрудники южнокорейской разведки стали эпизодически проникать на территорию Севера под видом торговцев-челноков. Прямой заброской своих агентов на территорию КНДР южане перестали заниматься с шестидесятых годов, когда резкое ужесточение контрразведывательного режима в КНДР сделало такие попытки безнадежными.
До определенной степени столкновения спецслужб Юга и Севера затрагивают и государства СНГ, в большинстве которых есть корейские общины. В целом, однако, корейцы б. СССР относятся к политике "исторических родин" без особого интереса, и операции скорее концентрируются вокруг граждан КНДР и РК, находящихся в России (южнокорейских студентов, северокорейских лесорубов и т.п.). Основной ареной противостояния является Дальний Восток, где сосредоточено большое количество граждан обоих Корей.
Любопытная особенность северокорейских спецслужб – пристрастие к похищениям людей. По южнокорейским данным, с 1953 по 2000 г. было похищено не менее 500 южнокорейских граждан (не считая экипажей рыболовных судов, оказавшихся в территориальных водах КНДР). Подтверждены также и факты похищения нескольких десятков японцев. В некоторых случаях похищались люди, которые случайно становились свидетелями высадки или ухода северокорейских разведгрупп, но во многих иных случаях о причинах похищений остается только гадать. Известно, что некоторые из похищенных используются для тренировки агентов, предназначенных для заброски на Юг или в Японию, а также занимаются редактированием тех пропагандистских материалов, которые издаются в Пхеньяне от имени несуществующих южнокорейских оппозиционных групп. В частности, Ким Хён-хи, которая в 1987 г. взорвала северокорейский авиалайнер, изучала японский язык и обычаи под руководством похищенной в 1978 г. японской хостессы Тагути Яхико (легенда предусматривала, что Ким Хён-хи и ее напарник будут выдавать себя за японских туристов).
Во внутренней политике главная задача северокорейских спецслужб (в первую очередь МОБГ) –подавление в зародыше любой оппозиции режиму Кимов. В стране существует уникальный по своей жесткости контрразведывательный режим. Существует система прописки, передвижение по стране ограничено, и даже для поездки в соседний уезд требуется письменное разрешение МОБГ (впрочем, в последние годы этот контроль был заметно ослаблен). Все жители квартала или подъезда в обязательном порядке входят в состав "народной группы" – инминбан. Главная задача группы – контролировать всю жизнь ее членов, и руководство группы полагается ставить в известность в том случае, если в доме кого-то из членов ночует посторонний, равно как и в случае поездки куда-либо на несколько дней. Владение радиоприемником со свободной настройкой само по себе уже является уголовно наказуемым деянием, а все продаваемые в стране преемники имеют фиксированную настройку на волну официального вещания. Вся иностранная печать поступает в спецхран. Любой разговор иностранца с северокорейцем, не имеющим полномочий на контакты с иностранными гражданами, становится поводом для расследования, а иногда ведет к аресту. Даже сравнительно безобидные критические замечания в адрес властей наказываются немедленно и крайне сурово. В случае ареста по политическому обвинению, вся семья подлежит немедленной высылке. В последнее время, в условиях полного экономического краха, контроль был несколько ослаблен (в частности, в течение некоторого времени не действовали ограничения на поездки по стране), но в целом система продолжала функционировать. Все эти мероприятия привели к тому, что в КНДР отсутствует диссидентское движение в любой форме, а деятельность иностранных разведок крайне затруднена. Резидентуры могут реально действовать только под прикрытием посольств, но далеко не все державы имеют свои посольства в Пхеньяне (КНДР не имеет дипломатических отношений с США, Японией, большинство стран ЕС.
Особенность Северной Кореи в том, что обычная для бывших соцстран пара "военная разведка – политическая разведка" в ней заменена на триаду "военная разведка – политическая разведка – партийная разведка". Связано это с историей Трудовой Партии Кореи. Она была создана в 1949 году в результате слияния двух формально самостоятельных партий – Трудовой Партии Северной Кореи и Трудовой партии Южной Кореи (понятно, что на Юге партийные организации действовали нелегально, но влияние их там было весьма заметным). В результате в составе ТПК оказались подпольные организации Юга, а также довольно значительные партизанские силы, действовавшие в Южной Корее. Вполне логично, что в составе ЦК был создан отдел, который ведал операциями на Юге, и который поначалу комплектовался бывшими руководителями южнокорейского подполья. Вскоре, однако, Ким Ир Сен поступил с этими отцами-основателями корейского коммунизма так же, как Сталин – с Бухариным и Зиновьевым, а южнокорейские власти сначала подавили партизанское движение, а потом – к концу 1950-х годов – ликвидировали и южнокорейское коммунистическое подполье. Однако, отдел, поначалу именовавшийся "Отделом связи" (кор. ёнлак пу" – имелась в виду связь с подпольными организациями на юге), в составе ЦК ТПК остался и продолжал функционирование. Долгое время считалось, что главной его задачей должно быть воссоздание коммунистического подполья в Южной Корее. Только к 1970-м годам стало окончательно ясно, что задача эта неосуществима, а отдел сосредоточился на общем руководстве всеми разведывательными операциями против Южной Кореи и превратился в главного координатора всех операций северокорейских спецслужб. Отдел неоднократно реорганизовывался и переименовывался, разделялся на несколько отделов и вновь сливался воедино. В последние годы ему присвоили совсем уж таинственное название "Управление 35-й комнаты" (кор. "35 хо силь"). Из всех корейских спецслужб "35-я комната" – самая маленькая, но и самая влиятельная, причем занимается она не только Южной Кореей, хотя это направление, безусловно, является приоритетным, но ииными зарубежными странами. В состав Управления входят отделы: Южной Кореи, Японии, международный, США, Юго-Восточной Азии, общий и оперативный. Россия находится в ведении Международного отдела, который занимается теми странами, что не входят в компетенцию специализировавнных отделов (Европа, Африка, Латинская Америка, Ближний Восток, но также и Китай). Такой "низкий" статус России связан с общей стратегической ориентацией северокорейских спецслужб, о которой речь пойдет далее.
Кроме "35-й комнаты" – северокорейской партийной разведки – операциями против Южной Кореи занимаются и другие отделы ЦК ТПК, в первую очередь – Отдел единого фронта, который отвечает за пропаганду на Южную Корею. Несмотря на громадное экономическое отставание Севера, пропаганда эта по-прежнему ведется с немалым размахом: ежегодно с помощью аэростатов в Южную Корею забрасывается около 100 тысяч листовок, из приграничного Кэсона вещает якобы "подпольная южнокорейская" радиостанция "Голос спасения Родины", широко проводятся индивидуальные операции по идеологической обработке южнокорейских оппозиционеров. Все отделы ЦК, занимающиеся работой по Южной Корее, именуются "третьим строением" (кор. 3 хо чхонъса), так как они действительно располагаются в отдельном комплексе зданий на окраине парка Моранбон в Пхеньяне. Эти отделы подчиняются секретарю ЦК, курирующему отношения с Югом.
Главной спецслужбой страны является Министерство охраны безопасности государства (кор. "кукка анчжон повисонъ"), которое представляет из себя приблизительную северокорейскую копию КГБ. В ведении МОБГ находятся внутренняя и внешняя разведка, контрразведка и политический сыск. В отличие от КГБ, МОБГ не занимается охраной правительства и главы государства – эти функции поручены Командованию охраны (кор. хови сарёнъбу), которое формально входит в состав вооруженных сил, но фактически является самостоятельной организацией… История МОБГ начинается в 1948 г. Впоследствии оно несколько раз то сливалось с МВД, то выделялось из его состава. Окончательно МОБГ приобрело свой независимый статус в 1973 г., а нынешнее название – в 1993 г. МОБГ даже формально не считается "обычным" министерством. Наряду с Министерством обороны, оно подчиняется не премьер-министру, а непосредственно главе государства (в соответствии с внесенными в 1998 году поправками к Конституции, таковым является Председатель Совета обороны КНДР). Подобно своему советскому прототипу, МОБГ имеет разветвленную сеть местных управлений, доходящих до уровня уезда. Его представители действуют также при всех крупных организациях и учреждениях. В ведении МОБГ находятся также лагеря для политических преступников, которые в Северной Корее содержатся отдельно от уголовников. В отдельные периоды МОБГ подчинялись пограничные войска, но в настоящее время они переданы в состав Министерства обороны. Штатный состав Министерства – около 50 тысяч человек. После смерти Ли Чин-су в 1987 г. имя нового главы МОБГ официально не объявлялось. Не исключено, что формально (хотя и тайно) эту должность занимает сейчас сам верховный правитель Северной Кореи – Ким Чжон Ир, хотя возможно и то, что северокорейские власти решили засекретить даже имя главы этого важного ведомства. Показательно, что сын Ким Чжон Ира и, возможно, следующий правитель конфуцианско-коммунистической династии Кимов – 28-летний Ким Чон-нам в настоящее время отправлен на службу именно в МОБГ (его отец в свое время "стажировался" в ЦК партии).
Некоторые функции политической полиции выполняет также Министерство общественной безопасности (МОБ, кор."сахве анчжон сонъ"), которое в основном является полицией обычной. Помимо борьбы с уголовной преступностью, обеспечения правопорядка и т.п., МОБ ведает системой прописки, которая в свое время была позаимствована из СССР, но существенно ужесточена, а также осуществляет повседневный надзор за гражданами. В штате МОБ 180 тысяч человек.
Армейской разведкой руководит ею разведывательный отдел Генерального Штаба КНА (кор.чонъчхальгук). На начало 1999 г. его начальником являлся генерал-полковник Ким Тэ-сик, который занимает этот пост по меньшей мере с 1992 г. Главным объектом деятельности армейской разведки является Южная Корея, на территории которой действует разветвленная сеть нелегальных резидентур. Помимо этого, офицеры подразделений военной разведки совершают регулярные рейды на территорию Юга, в ходе которых проводят сбор информации о южнокорейских и американских частях, а также готовятся к осуществлению диверсионных актов в военное время. Подобные рейды совершаются по меньшей мере 10-15 раз в год.
В большинстве случаев разведывательные группы высаживаются на восточном или южном побережье с подводных лодок или катеров, а после окончания рейда (продолжительностью около недели), лодка забирает их обратно. Так же проводится заброска агентов и в Японию. На вооружении ВМФ КНДР находится около 20 малых подводных лодок, специально предназначенных для высадки агентов. Высадка может производиться и с обычных подводных лодок. Кроме подводных лодок, для этой цели широко используются полупогружаемые катера. В полупогруженном состоянии у катера над водой возвышается только невысокая (менее полутора метров) рубка, его скорость составляет 4 узла, и обнаружить его весьма трудно. Такие катера производятся в КНДР с середины 1960-гг. и в настоящее время их имеется около 50.
В целом для северокорейского разведывательного сообщества характерно особое внимание, которое уделяется агентурным методам работы. Этот – несколько архаичный – подход во многом выбран не от хорошей жизни: радиотехническая разведка КНДР слаба, аэрокосмическая – попросту отсутствует, а возможности получения соответствующей информации от союзников были ограничены даже в те давние времена, когда союзники у Северной Кореи имелись. В то же самое время культурная и языковая близость вероятного противника существенно удешевляет подготовку нелегалов. Немалую роль играет и ставка на широчайшее использование сил спецназначения в случае войны (эта ставка, кстати, также продиктована стремлением компенсировать подавляющее превосходства противника в обычных вооружениях). Фактически многие офицеры спецназа, выполняя в "мирное" время задачи на территории Юга, знакомятся с территорией и объектами, против которых им придется действовать в случае широкомасштабного конфликта.
Части спецназначения, предназначенные для диверсионных операций на территории Южной Кореи, также подчиняются разведывательному управлению КНА. В периоды обострения внутрикорейского противостояния эти части неоднократно участвовали в реальных операциях. В частности, ими был организован неудачный рейд на резиденцию южнокорейских президентов в январе 1968 г., а также ряд диверсионных рейдов по районам южного и восточного побережья в конце 1960-х гг.
Функции армейской контрразведки и политической полиции выполняет система особых отделов, которая подчиняется Управлению внутренней политической безопасности (кор. чончхи анчжон тэёль повичхо). Управление входит в состав МО, и подчиняется непосредственно Орготделу ЦК ТПК. Главная задача Управления и его подразделений на местах – выявление иностранных (в первую очередь – южнокорейских) агентов, а также политически неблагонадежных солдат и офицеров. На 1997 г. управление возглавлял генерал Вон Ын-хи.
Главное направление операций -- Южная Корея, с которой КНДР до сих пор формально находится в состоянии войны. Все спецслужбы КНДР имеют в Южной Корее развернутую агентурную сеть. Относительный либерализм контрразведывательного режима в Южной Корее и географические условия делают заброску агентов относительно несложным мероприятием. Как правило, заброска проводится со специально построенных подводных лодок, которые скрытно подходят к побережью Южной Кореи, а также со специальных полупогружаемых катеров (в погруженном положении над водой находится только рубка высотой менее полуметра). Таким образом неоднократно организовывались даже своего рода "туристские поездки" завербованных северокорейцами агентов в Пхеньян и обратно.
Операции с Южной Корее преследуют три основные цели: сбор секретной информации о вероятном противнике, подготовку условий для операций сил спецназначения в случае начала войны, внутреннюю дестабилизацию южнокорейского режима и культивацию левой, прокоммунистической оппозиции. Исторически именно последняя цель считалась важнейшей, но сейчас она отошла на второй план: экономические и социальные успехи Южной Кореи таковы, что и у недовольных существующим строем южнокорейцев сталинистская Северная Корея не вызывает особых симпатий. В последние годы от нее старается отмежеваться даже заметная часть левой оппозиции. Операции по дестабилизации режима включают в себя и "активные мероприятия" – террористические акты против южнокорейских руководителей или символически важных объектов. Наибольшей известностью пользуются неоднократные попытки убить южнокорейских президентов (Сеул 1968, Сеул 1974, Рангун 1982), а также угоны и взрывы южнокорейских самолетов, последний из которых произошел в 1987 г. В 1990-е годы подобные операции были практически свернуты – возможно, в силу явной своей политической неэффективности. Единственным исключением стало убийство в 1997 г. в Сеуле дальнего родственника Ким Чжон Ира, который бежал на Юг и стал там активно участвовать в антипхеньянской пропаганде. Тем не менее, и опыт, и хорошо обученный персонал в КНДР остаются, и могут быть использованы в любой момент. С другой стороны, в последние годы спецслужбы КНДР стали активно заниматься нелегальной экономической деятельностью. Северокорейцы производят высокачественные фальшивые доллары, которые потом реализуются через страны ЮВА, и активно используют свои дипломатические представительства для торговли слоновьей костью и наркотиками. В нынешних условиях, когда в стране работает не более 15-20% производственных мощностей, и "нормальная" торговля просто невозможна (продавать нечего), подобные операции являются для КНДР важным источником валюты.
Занимаются северокорейские спецслужбы и более традиционными операциями, в первую очередь – агентурной разведкой. Вербовка агентов в Южной Корее ведется с немалой активностью. В последние годы южнокорейскими спецслужбами были раскрыт ряд северокорейских агентов, некоторые из которых провели на юге несколько десятилетий и занимали заметное положение в южнокорейском обществе (профессора престижных университетов, религиозные активисты и т.п.).
Операции северокорейских спецслужб за пределами Кореи подчинены в основном задачам противостояния с Югом, а также подавления внутренней оппозиции. С пятидесятых годов одним из основных направлений работы северокорейских спецслужб было наблюдение за находившимися на территории других соцстран гражданами КНДР – студентами, стажерами, рабочими. Эта задача приобрела особую актуальность в 1960-е годы, когда отношения между КНДР и братскими странами были, несмотря на все улыбки и клятвы, весьма напряженными, а за чтение газеты "Правда" северокореец мог попасть в тюрьму. История деятельности северокорейских спецслужб в социалистических странах изобилует похищениями впавших в ересь сограждан, которые вывозились на расправу в Пхеньян. В 1959 г. похищение студента Московской консерватории вызвало небольшой дипломатический скандал и закончилось отзывом северокорейского посла из Москвы. Незадолго до этого в Москве северокорейскими агентами был похищен Хо Ун-бэ, лидер оппозиционно настроенных студентов (впоследствии – знаменитый историк), которому удалось спастись, выпрыгнув из окна посольства. С конца шестидесятых стали известны и случаи промышленного шпионажа в братских странах, в первую очередь – в СССР. Основной интерес вызывала военная и горнодобывающая промышленность – отрасли, которые тогда активно развивались в КНДР.
За пределами страны северокорейские спецслужбы активно действуют в тех странах, в которых есть корейская община и которые можно использовать как плацдарм для операций против Юга. Исторически наиболее интенсивно работали северокорейцы в Японии. В этой стране имеется значительное корейское меньшинство – примерно 700 тысяч человек. В большинстве своем японские корейцы – выходцы из южных провинций, но в силу ряда исторических причин заметная их часть занимает пропхеньянские позиции и формально даже является гражданами КНДР. Добровольные и не совсем добровольные пожертвования и переводы японских корейцев, а также доходы от организованных с их помощью предприятий являются для Пхеньяна важным источником валюты. Кроме того, Япония представляет из себя интерес с точки зрения промышленного шпионажа, а также как важная база для операций против Южной Кореи. В последние годы центр противостояния разведок Севера и Юга сместился в Манчжурию, где сейчас нелегально находится от 100 до 150 тысяч беженцев из Северной Кореи. Кроме того, там проживает примерно 2 миллиона этнических корейцев-граждан КНР, а также активно действуют южнокорейские фирмы и совместные предприятия. Все это делает Манчжурию естественным районом операций для северокорейских и южнокорейских спецслужб. С точки зрения южан, Манчжурия (наряду с российским Приморьем) – это единственный район, в котором они могут напрямую вербовать агентов их числа северокорейцев. Не исключено, что в последние годы сотрудники южнокорейской разведки стали эпизодически проникать на территорию Севера под видом торговцев-челноков. Прямой заброской своих агентов на территорию КНДР южане перестали заниматься с шестидесятых годов, когда резкое ужесточение контрразведывательного режима в КНДР сделало такие попытки безнадежными.
До определенной степени столкновения спецслужб Юга и Севера затрагивают и государства СНГ, в большинстве которых есть корейские общины. В целом, однако, корейцы б. СССР относятся к политике "исторических родин" без особого интереса, и операции скорее концентрируются вокруг граждан КНДР и РК, находящихся в России (южнокорейских студентов, северокорейских лесорубов и т.п.). Основной ареной противостояния является Дальний Восток, где сосредоточено большое количество граждан обоих Корей.
Любопытная особенность северокорейских спецслужб – пристрастие к похищениям людей. По южнокорейским данным, с 1953 по 2000 г. было похищено не менее 500 южнокорейских граждан (не считая экипажей рыболовных судов, оказавшихся в территориальных водах КНДР). Подтверждены также и факты похищения нескольких десятков японцев. В некоторых случаях похищались люди, которые случайно становились свидетелями высадки или ухода северокорейских разведгрупп, но во многих иных случаях о причинах похищений остается только гадать. Известно, что некоторые из похищенных используются для тренировки агентов, предназначенных для заброски на Юг или в Японию, а также занимаются редактированием тех пропагандистских материалов, которые издаются в Пхеньяне от имени несуществующих южнокорейских оппозиционных групп. В частности, Ким Хён-хи, которая в 1987 г. взорвала северокорейский авиалайнер, изучала японский язык и обычаи под руководством похищенной в 1978 г. японской хостессы Тагути Яхико (легенда предусматривала, что Ким Хён-хи и ее напарник будут выдавать себя за японских туристов).
Во внутренней политике главная задача северокорейских спецслужб (в первую очередь МОБГ) –подавление в зародыше любой оппозиции режиму Кимов. В стране существует уникальный по своей жесткости контрразведывательный режим. Существует система прописки, передвижение по стране ограничено, и даже для поездки в соседний уезд требуется письменное разрешение МОБГ (впрочем, в последние годы этот контроль был заметно ослаблен). Все жители квартала или подъезда в обязательном порядке входят в состав "народной группы" – инминбан. Главная задача группы – контролировать всю жизнь ее членов, и руководство группы полагается ставить в известность в том случае, если в доме кого-то из членов ночует посторонний, равно как и в случае поездки куда-либо на несколько дней. Владение радиоприемником со свободной настройкой само по себе уже является уголовно наказуемым деянием, а все продаваемые в стране преемники имеют фиксированную настройку на волну официального вещания. Вся иностранная печать поступает в спецхран. Любой разговор иностранца с северокорейцем, не имеющим полномочий на контакты с иностранными гражданами, становится поводом для расследования, а иногда ведет к аресту. Даже сравнительно безобидные критические замечания в адрес властей наказываются немедленно и крайне сурово. В случае ареста по политическому обвинению, вся семья подлежит немедленной высылке. В последнее время, в условиях полного экономического краха, контроль был несколько ослаблен (в частности, в течение некоторого времени не действовали ограничения на поездки по стране), но в целом система продолжала функционировать. Все эти мероприятия привели к тому, что в КНДР отсутствует диссидентское движение в любой форме, а деятельность иностранных разведок крайне затруднена. Резидентуры могут реально действовать только под прикрытием посольств, но далеко не все державы имеют свои посольства в Пхеньяне (КНДР не имеет дипломатических отношений с США, Японией, большинство стран ЕС.
