Comrade officers, read. What do you think?
__________________________________________________________________________________
A word on the trump of Russian police ... (Applicable.)
"Honour? Do not be funny. Epaulettes, aiguilettes, dueling, “fatal Lepage trunks” - all this is a long-forgotten fashion of the romantic era. Today, talking about honor is like going down the subway in the costume of the musketeer Louis XIV. ”
So inclined to talk about honor those who are dimly aware of the contents of this name. Meanwhile, honor is the crown of courage, that is, the ability to affirm one’s own being despite the threat of non-being. The German theologian Paul Tillich noted that the threat of non-existence is vaguely felt by a person in the form of three types of anxiety: firstly, it is the anxiety of fate and death; secondly, anxiety of guilt and conviction ...
Honor - this is a very specific content of the spirit, allowing a person to overcome the last and most terrible test - the alarm of emptiness and lack of meaning.
In the film "Purgatory", Alexander Nevzorov, with his characteristic ruthless clarity, shows such a test. In one of the battles on the streets of Grozny, a shell crashes a tank truck. And although the guns were aimed at the house where the militants took refuge, the formidable fighting vehicle was immobilized and surrounded by Chechen armored personnel carriers. There is a stalemate. The militant commander signals to the Russians about his intention to enter into negotiations.
“I see that you are not a mercenary and did not come here for the sake of money. - He says to the Russian lieutenant. “I respect your will to die for the Fatherland.” But, I'm afraid that only I can die for the Fatherland. Your commanders have betrayed you. Having declared war, they were not going to win at all. Their interest is that the war lasts as long as possible, because for them it is business: they earn and launder money that you never even dreamed of. Doesn't your toy weapon convince you of this? I have satellite communications, and your walkie-talkies are no good - we easily intercept your negotiations and we know before you what you are going to do. Your intelligence operates at random, and our agent network successfully solves its tasks in Moscow itself. Yesterday we intercepted your transport. Look what your command has prepared for you for war! ” The Chechen tore the bag and handed the lieutenant a voluminous stack of sheets on which the same text was printed in large print: “Cargo 200”.
“Ichkeria needs good tankers. - He finished his speech. - Maybe we can’t defeat huge Russia. But the last of my soldiers knows that he, at least, will die a warrior, and will not become a small bargaining chip in someone's business. A warrior like you, living with the thought of a worthy death, can get what he wants by fighting on our side. ”
Dostoevsky says that the severity of hard labor is its meaninglessness, and not at all the volume or complexity. The Chechen commander absolutely correctly calculated his move: for if a person is driven into despondency by aimless labor, then what destructive crisis is capable of producing in the soul a ministry and “faithfulness even to death” that have lost their meaning?
We are used to admiring the courage of a warrior who testifies and affirms life in a space stitched with death, in a field plowed by shells, where even grass does not grow. But who is able to maintain composure and a will to live where even the meanings are missing? What makes it possible for some of us to look into this abyss without dizziness?
This is the honor of an officer - an integral and wonderful idea of a very specific content, the completion of the ability to be, that is, courage; an idea that overcomes the periodically generated meaninglessness of service.
The content of honor is the purely religious idea that a person of duty cannot perish in vain. There is nothing accidental in the fate of one who has betrayed himself to the will of God. So, seeing the lack of will and apathy that hit most of the Greek cities, Tsar Leonid led the three hundred best warriors to Thermopylae. In the future there was only a serious dramatic battle with a deliberately prepared defeat. But Tsar Leonid did not commit suicide. As it turned out later, he left the key to future victories for new generations. The children of the vanquished did not learn the defeated complex of the “beaten dog”. The brilliant and tragic death of the Spartans at Thermopylae subsequently became the subject, experiencing which more and more new generations experienced catharsis (purification of the spirit) and, finally, the will to fulfill the will to fight and win.
The honor of an officer is a structured will in a certain way. And in the structure of this will there is something strikingly reminiscent of the faith of the Old Testament prophet. Both of them, both a warrior and a prophet, often act in situations where the only motive to continue their work is the conviction that “everything is not in vain”: forty years of wandering in the desert are not in vain, and the death of the three hundred best young men at Thermopylae is not in vain; it is not in vain that the victim, compromised by betrayal, has been committed and the vigilance of the lonely will of the passionary will not be lost in vain under conditions of universal corruption and the rule of private interest.
Moses did not see the Temple and the flowering of faith in Israel. The one who led his people out of Egyptian slavery did not himself enter the Promised Land. But it was about him that, several centuries later, the words of Christ were addressed to the apostles: “The reaper receives the reward and collects the fruit into eternal life, so that he who sows and reaps will rejoice together, for in this case the saying is true: one sows and the other reaps . I sent you to reap what you didn’t work on: others worked, and you went into their work. " Truly admirable is the one who is able, without asking about the reward, "faithfully obey the law." “You believed because you saw Me,” said the Resurrected Savior to the Apostle Thomas. “Blessed are those who have not seen and believed.”
“Let my ministry look senseless now,” the officer tells himself. “But my sacrifice is still not in vain; it will bear fruit in the future, of which I know nothing.” People can forget me. But I do not complain: the sky remembers me. "
The honor of an officer is unthinkable without faith in God. In “Demons” there is an interesting story of Verkhovensky: “On Friday night I drank with officers in Btsy ... They talked about atheism and, of course, they divorced God. Glad, squealing ... One gray-haired bourbon captain sat and sat, was silent, suddenly he was in the middle of the room and, you know, loudly, as if to himself: "If there is no God, then what kind of captain am I after?" He took his cap, spread his arms and left. ”
The argument seems naive, and the connection between the existence of God and the honor of an officer is not obvious. Meanwhile, it is not difficult to detect. The officer, giving military vows and following them, performs the maximum feat possible for man. The most valuable thing is life - he gives the one he loves to his sovereign. But a gift is meaningless without love. Therefore, it is so important for a person of duty to be sure that the existence of the sovereign to whom the gift is addressed is not a fiction. One can understand the attitude of the monarchists: these are people who seek services, and therefore the world without a real king is flawed for them, annoyingly virtual. There is no point of application of sacrificial love. Recall an episode from the movie "Ivan Vasilyevich Changes the Profession": why did the Moscow army rebel? “They say the king is not real!” Why did the people not accept Boris Godunov? For the same reason. It would seem, what difference does it make - is he a real king or not - if a person has shown himself to be an capable manager and a talented manager?
You can understand the captain from Dostoevsky’s novel: if there is no God, then his oath is a child’s game and stupidity. If there is no God, then, assuming a belly for the Fatherland, he does not commit a gift, but simply sells his life for a ridiculous fee, raises his own hands for those who pursue their private interest, for rational, too rational egoists. If the dust of the sacred history did not settle on the gold epaulettes, then the title of staff captain is a synonym for the word "simpleton."
The militant commander from the Nevzorov film correctly calculated his move. He did not take into account one thing - officer honor. However, this is not surprising: in his own words, he is not an officer, but just a militia, who used to be the chief doctor of the very hospital, in the ruins of which he met with a Russian lieutenant. Perplexity and anger - all that was expressed on his face when the negotiations expired and in response to his tempting offer the crew of the doomed tank opened fire from all the guns.
Sergey Mazaev, Academy of Economic Security of the Ministry of Internal Affairs of the Russian Federation, police captain
Товарищи офицеры, почитайте. Что скажете?
__________________________________________________________________________________
Cлово на тризне по русской милиции … (Применимо.)
«Честь? Не будьте смешным. Эполеты, аксельбанты, дуэли, «стволы Лепажа роковые» — все это давно забытая мода романтической эпохи. Сегодня говорить о чести — все равно что спуститься в метро в костюме мушкетера Людовика XIV».
Так склонны рассуждать о чести те, кто смутно представляет себе содержание этого имени. Между тем, честь — это венец мужества, то есть способности утверждать собственное бытие вопреки угрозе небытия. Немецкий богослов Пауль Тиллих замечал, что угроза небытия смутно ощущается человеком в виде трех видов тревоги: во-первых, это тревога судьбы и смерти; во-вторых, тревога вины и осуждения…
Честь — это вполне конкретное содержание духа, позволяющее человеку преодолевать последнее и самое страшное испытание — тревогу пустоты и отсутствие смысла.
В фильме «Чистилище» Александр Невзоров со свойственной ему безжалостной ясностью показывает такое испытание. В одном из боев на улицах Грозного снаряд разбивает трак танка. И хотя орудия наведены на дом, в котором укрылись боевики, грозная боевая машина обездвижена и окружена чеченскими бронебойщиками. Возникает патовая ситуация. Командир боевиков сигнализирует русским о намерении вступить в переговоры.
«Я вижу, что ты не наемник и пришел сюда не ради денег. — Говорит он русскому лейтенанту. — Я уважаю твою волю умереть за Отечество. Но, боюсь, умереть за Отечество здесь могу только я. Твои командиры предали тебя. Объявив войну, они вовсе не собирались побеждать. Их интерес в том, чтобы война продолжилась как можно дольше, ибо для них это бизнес: здесь зарабатываются и отмываются такие деньги, которые тебе даже и не снились. Разве тебя не убеждает в этом твое игрушечное оружие? У меня спутниковая связь, а ваши рации никуда не годятся — мы легко перехватываем ваши переговоры и раньше вас самих знаем, что вы собираетесь предпринять. Ваша разведка действует наугад, а наша агентурная сеть успешно решает свои задачи в самой Москве. Вчера мы перехватили ваш транспорт. Смотри же, что приготовило вам ваше командование для войны!» Чеченец разорвал пакет и протянул лейтенанту объемную стопку листков, на которых крупным шрифтом было отпечатан один и тот же текст: «Груз 200».
«Ичкерии нужны хорошие танкисты. — Закончил он свою речь. — Может быть, нам и не одолеть огромной России. Зато самый последний из моих солдат знает, что он, по крайней мере, умрет воином, а не станет мелкой разменной монетой в чьем-то бизнесе. Воин вроде тебя, живущий мыслью о достойной смерти, может получить желаемое, сражаясь на нашей стороне».
Достоевский говорит о том, что тяжесть каторжного труда составляет его бессмысленность, а вовсе не объем или сложность. Чеченский командир абсолютно верно расчитал свой ход: ведь если человека вгоняет в уныние бесцельный труд, то какой разрушительный кризис способно произвести в душе служение и «верность даже до смерти», потерявшие смысл?
Мы привыкли восхищаться мужеством воина, который свидетельствует и утверждает жизнь в прошитом смертью пространстве, на распаханном снарядами поле, где не растет даже трава. Но кто способен сохранить хладнокровие и волю к жизни там, где отсутствуют даже смыслы? Что дает возможность некоторым из нас заглядывать в эту пропасть, не испытывая головокружения?
Это честь офицера — цельная и прекрасная идея вполне конкретного содержания, завершение способности быть, то есть мужества; идея, преодолевающая периодически образующуюся бессмысленность служения.
Содержанием чести является чисто религиозная идея о том, что человек долга не может погибнуть зря. В судьбе того, кто предал себя воле Божией, вообще нет ничего случайного. Так, увидев безволие и апатию, поразившие большинство греческих городов, царь Леонид уводил три сотни лучших воинов к Фермопилам. В перспективе было только серьезное драматическое сражение с заведомо предуготовленным поражением. Но царь Леонид не совершил самоубийства. Как оказалось впоследствии, он оставил залог будущих побед для новых поколений. Дети побежденных не усвоили себе пораженческого комплекса «побитой собаки». Блистательная и трагическая гибель спартанцев при Фермопилах стала впоследствии тем сюжетом, переживая который все новые и новые поколения переживали катарсис (очищение духа) и наконец, исполнились воли бороться и побеждать.
Честь офицера — это определенным образом структурированная воля. И в структуре этой воли есть что-то, поразительно напоминающее веру ветхозаветного пророка. Оба они — и воин, и пророк — зачастую действуют в ситуации, когда единственным мотивом продолжать свое дело остается убежденность в том, что»все не зря»: не напрасно сорокалетнее скитание в пустыне, не напрасна и гибель трехсот лучших юношей у Фермопил; не зря совершена скомпрометированная предательством жертва и не пропадет всуе ожесточение одинокой воли пассионария в условиях всеобщей коррумпированности и господства частного интереса.
Моисей не увидел Храма и расцвета веры в Израиле. Тот, кто вывел свой народ из египетского рабства, сам так и не вступил в Землю Обетованную. Но именно о нем, спустя несколько столетий прозвучали слова Христа, обращенные к апостолам: «Жнущий получает награду и собирает плод в жизнь вечную, так что и сеющий и жнущий вместе радоваться будут, ибо в этом случае справедливо изречение: один сеет, а другой жнет. Я послал вас жать то, над чем вы не трудились: другие трудились, а вы вошли в труд их». Воистину достоин восхищения тот, кто способен, не спрашивая о награде, «верно исполнить закон». «Ты поверил, потому что увидел Меня, — говорил Воскресший Спаситель апостолу Фоме. — Блаженны невидевшие и уверовавшие».
«Пусть мое служение выглядит сейчас бессмысленным, — говорит себе офицер. — Но моя жертва все же не напрасна, она даст свои плоды в будушем, о котором я ничего не знаю. Люди могут меня забыть. Но я не ропщу: небо помнит меня».
Честь офицера немыслима без веры в Бога. В «Бесах» есть любопытный рассказ Верховенского: «В пятницу вечером я в Б-цах с офицерами пил… Об атеизме говорили и уж, разумеется, Бога раскассировали. Рады, визжат… Один седой бурбон-капитан сидел-сидел, все молчал, вдруг становится среди комнаты и, знаете, громко так, как бы сам с собой: «Если Бога нет, то какой же я после этого капитан?» Взял фуражку, развел руки и вышел».
Аргумент кажется наивным, а связь между существованием Бога и честью офицера — неочевидной. Между тем, ее нетрудно обнаружить. Офицер, давая воинские обеты и следуя им, совершает максимальный подвиг, возможный человеку. Самое ценное — жизнь — он дарит тому, кого любит, своему суверену. Но дар теряет смысл без любви. Поэтому человеку долга столь важно быть уверенным в том, что существование суверена, которому адресован дар, не является фикцией. Можно понять мироощущение монархистов: это люди, ищущие служения, а потому мир без настоящего царя для них ущербен, досадно виртуален. Здесь нет точки приложения жертвенной любви. Вспомним, эпизод из фильма «Иван Васильевич меняет профессию»: почему взбунтовалось московское войско? «Говорят, царь-то ненастоящий!». Почему народ не принял Бориса Годунова? По той же причине. Казалось бы, какая разница — настоящий он царь или нет — если человек показал себя способным менеджером и талантливым управленцем?
Можно понять и штабс-капитана из романа Достоевского: если Бога нет, то его присяга — детская игра и глупость. Если Бога нет, то, полагая живот за Отечество, он не совершает дара, а просто продает жизнь за смешной гонорар, загребает своими руками жар для тех, кто преследует свой частный интерес, для разумных, слишком разумных эгоистов. Если на золотых погонах не осела пыль священной истории, то звание штабс-капитана — синоним слову «простофиля».
Командир боевиков из невзоровского фильма верно рассчитал свой ход. Он не учел одного — офицерской чести. Впрочем, это неудивительно: по его собственным словам, сам он не офицер, а всего лишь ополченец, бывший когда-то главным врачом той самой больницы, в развалинах которой и встретился с русским лейтенантом. Недоумение и злоба — все что выразилось на его лице, когда истек срок переговоров и в ответ на его заманчивое предложение экипаж обреченного танка открыл огонь из всех орудий.
Сергей Мазаев, Академия экономической безопасности МВД РФ, капитан милиции